Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1 Страница 12

– Зато там гении взаимным отбором блистают, а у нас посредственности дурным вкусам служат за пансион, – не уступал Артамонов.

– Европе хорошо за славянской стеной свои моды сочинять, пока мы, служа дурновкусию, с варварами бьёмся. Да ещё их нахваливаем за манеры, которых у себя не держим по причине того, что с дикарями дипломатией не совладаешь. Так что они там, в Европе, пускай поглядят на нашу витрину свиных рыл, и представят себе, какие хари, во сто крат худшие, за нашими спинами обретаются. И с ними – управятся в два счёта, не встретив на пути нашего моветона. Я следую на Восток, тот, который издавна воспевали менестрели, но на который лучше не попадать христианину, не имущему за спиной северного царя с флотом и кавалерией, ибо только сила признается там за ценность. Слышали вы, как фанатики из уличной черни растерзали там гяуров, коими они именуют всех иноверцев, за то, что тем довелось случайно бросить взгляд на священное знамя халифа? Немало знатных европейцев не вернулось в цивилизованные свои пределы.

– Возможно так, но если вы едете, имея в душе сии лишь чувства, боюсь, многого не поймёте вы там, – вздохнул мой соперник, и, как ни старался, не уловил я в том вздохе фальши.

– Что ж, оставим тогда разговор этот до моего возвращения, – предложил я.

– Коли доведётся вам вернуться со щитом, – оставил-таки он за собой последнее слово.

Словесный поединок не довелось нам окончить – объявили княгиню. К счастью, лакей доложил, что и фрак мой в полном порядке. Все проследовали в столовую; когда же с некоторым опозданием туда явился и я, привнеся частичку столичного шика, от внимания моего не утаилось, как быстро менялось выражение княжны по мере того, как её взгляд окидывал мой облик – и глаза блеснули ещё не симпатией, но интересом.

Людей за столом собралось немало, по их расположению и манерам угадал я домочадцев и иждивенцев. Меня представили княгине Наталье Александровне вслед за тем, как Артамонов почтительно склонился над её рукой и презрительно хмыкнул в адрес моего костюма, столкнув моды юга и запада Европы. Дама в расцвете лет, она оказалась свободной и откровенной настолько, что зачастую это могло приводить к конфузным положениям. По очереди я приветствовал и прочих собравшихся. Они, в самом деле, числились в дальней родне, но некоторые друзья семьи просто приехали погостить из Одессы.

Печенье домашней выпечки таяло во рту, чай распространял чуть горьковатый аромат бергамота.

– Так вы путешественник, господин Рытин, – обратилась она ко мне, и хоть я и не понял, какое место путешественники занимают в её табели между людьми других занятий, мне льстило это определение. – Расскажите нам о ваших приключениях.

Я был ей безмерно признателен за то, что она увидела во мне нечто иное, а не чиновника.

– В сущности, я лишь в начале своего долгого пути, – произнес я и прибавил с глубоким кивком: – Благодаря государя, попечителя наук и искусств.

Мой недолгий и несколько приукрашенный рассказ заставил её с интересом хмуриться и улыбаться, и она рассмеялась, когда живописал я Прохора, а упоминание Ведуна вызвало шорох перешептываний и острую насторожённость Артамонова. Не к месту и зря, лишь из чванства и желая выпятить свою значимость, упомянул я о средствах, ассигнованных Обществом Древностей на экспедицию и манускрипты. Оставшись вполне довольным произведённым впечатлением, а более смесью восхищения и удивления в глазах некоторых особенно драгоценных слушательниц, я остановился, ожидая вопросов. Вместо этого княгиня сказала нечто, от чего сердце моё взволнованно заколотилось:

– А ведь и мы с Анной тоже скоро отправляемся в вояж по Греции.

Будто нарочно молчание наполнило в тот миг всю шумную до того залу.

– Как скоро? – встревожился Артамонов, который, видно, тоже только в секунду сию прознал о планах Прозоровских.

– Дней через пять или шесть уезжаем в Одессу, а оттуда морем в Навплию. Вот, друзья приехали проводить нас, а некоторые составят компанию в путешествии. – И она указала на какую-то пожилую пару. – Багаж уже отослан. От вас, Владимир, я ожидаю подробных рекомендаций, поскольку зиму мы намерены провести в Италии.

– Буду рад в деталях посвятить вас в красоты Апеннин, – напыщенно возвестил он, и уже набрал воздуха, чтобы немедленно исполнить данное обещание.

Пять или шесть дней! – вспышкой отозвалось в голове моей. Значит, можем мы встретиться и в Одессе, и паче того – в Константинополе. Узнать бы только, где собираются они остановиться. Но ставить такой вопрос я не мог из-за слишком очевидной откровенности.

– А нет ли у вас намерения посетить Святую Землю? – неожиданно для самого себя спросил я, получив как оплеуху молниеносный возмущённый взгляд художника. – Времени более благоприятного, чем нынешнее, для этого трудно представить.

– Это отчего же? – Наталья Александровна отвернулась от Артамонова, уже готовившего маленький триумф.

– Думаю, что просвещённая Италия и изобильная антиками Греция более подходит для путешествия знатных дам, нежели угасающая империя, едва сдерживающая дикость объединённых народов, где и по сию пору кочевники не замирены правительством, – попытался он снова вернуть внимание. – Извольте, я расскажу о некоторых наблюдениях в своём Grand Tour.

От такого нестерпимого жеманства я ощутил прилив крови к голове, и еле сдержался от язвительного замечания; по счастью, тут уже княжна Анна воспротивилась его намерениям, сказав, что ей не столь интересно слушать вторично его повесть, и хотя он принялся уверять, что обогатит её новыми историями, честь рассказчика перешла ко мне.

– Я убеждён, что такое чудо, как Иерусалим, даже находясь под гнетом чуждой власти, заслуживает внимания каждого христианина, – ответил я ему прежде того как начать.

О, нет, в ту пору я не смотрел на своё предприятие как на поклонение святыням, хотя и они занимали в моих планах немало места. Но не только как паломник стремился я к ним – интерес учёного более довлел надо мною. Но, не имея возможности столкнуться в лоб с Артамоновым в художественном поединке, я, зная его презрение к религии, сковал разящий клинок из тонкой духовной материи лишь для переноса своей атаки во фланг – и он не имел, чем отразить его.

А я, вдохновлённый, расписывал святые места этого города и его окрестностей так, словно не собирался только отправиться туда, но уже вернулся. Неудивительно, что, находясь в романтическом настрое, пересказывал я совершенно бессовестно виконта Шатобриана, несомненно, знакомого княгине по метким зарисовкам в его «Itineraire», сдабривая его узнаваемые эпитеты отрывками из других, менее маститых путешественников. Всё это время Артамонов, не скрывавший ухмылки, бросал на меня саркастические взгляды, и лишь нежелание ссориться с хозяйкой дома затворяло его насмешливые уста.