Мессенские войны - Воронкова Любовь Федоровна Страница 12

В Мессении был такой обычай: если у жреца или жрицы умирал кто-нибудь из детей, они должны были сложить с себя звание и уступить его другому.

Услышав, что говорит жрица, собрание успокоилось. Сан с нее сложили, на ее место избрали другую женщину. А Люкиска простили.

Шел уже двадцатый год с того времени, как началась война со Спартой. Двадцатый год, как спартанцы начали терзать Мессению, добиваясь ее порабощения.

Занятая этой упорной борьбой, Спарта окончательно превратилась в настоящий военный лагерь.

До начала этой изнурительной войны Спарта мало отличалась от остальных эллинских государств. Здесь любили стихи, любили музыку и, кроме спортивных состязаний, устраивали веселые состязания плясунов. Спартанские девушки могли выходить замуж за неспартанцев, и права их мужей приравнивались к правам граждан Спарты…

Теперь же Спарта словно стеной отгородилась от всего мира. Жесткая дисциплина, повседневная военная тренировка — этим была наполнена суровая жизнь Спарты. Спартанцы жили неугасающим стремлением — победить Мессению, захватить Мессению, поработить Мессению!

Мессения устала от войны. Аристодем мучительно искал выхода из этого положения. Все, что от него зависело, он сделал. Он привлек союзников. Он водил войска в битвы. Он отдавал все силы, чтобы отстоять родину. Он отдал жизнь своей юной дочери за свободу Мессении…

Никто не знает, что боль этой утраты до сих пор живет в его сердце, что, возвращаясь домой, он каждый раз остро чувствует, как опустел его дом с того дня, когда ее не стало, когда замолк навсегда ее голос. Никто не знает, как стонет он по ночам — он видит ее залитое кровью, беспомощное тело у своих ног…

А враг не побежден. Враг по-прежнему грозит Мессении. Что же еще сделать Аристодему?

На это никто не мог ответить. Ни старейшины, ни близкие царскому дому люди. Народное собрание тоже не решило ничего. Решило только об одном — еще раз посоветоваться с божеством.

Аристодем больше не верил Дельфам. Божество потребовало деву крови Эпита. Дочь Аристодема мертва. А разве спасена Мессения?

Но этих мыслей и чувств своих Аристодем не открывал никому. Снова еще раз отправил послов в Дельфы спросить: надо ли им воевать и будет ли победа? И как добыть победу?

Пифия ответила:

«Первым, поставившим вокруг жертвенника Зевса Итомского дважды пять десятериц треножников, свыше дается земля Мессенская со славой войны. Таково мановение Зевса. Обман поставил тебя высоко, но за ним воздаяние: не обмануть тебе бога. Совершай, что суждено: беда у одних раньше других».

Мессенцы обрадовались.

— Прорицание дает нам славу войны! Невозможно, чтобы спартанцы раньше нас поставили треножники: ведь святилище Зевса Итомского в нашем городе!

И они принялись готовить треножники. Делали их из дерева, потому что на медные не было денег.

Так, успокоенные, мессенцы готовились к празднеству посвящения Зевсу треножников.

Спартанцы тем временем всеми силами добивались узнать: что ответила мессенцам пифия? Но мессенцы хранили это в крепкой тайне.

Тогда спартанцы обратились к дельфийским жрецам. И нашелся один дельфиец, который, как видно, за хорошие деньги выдал Спарте мессенскую тайну.

Однако и раскрыв эту тайну, цари и вельможи Спарты не знали, что же можно сделать? Зевс Итомский — в Итоме, за крепкими городскими стенами. Как могут спартанцы поставить треножники в его святилище, да к тому же раньше мессенцев?

Дело казалось безнадежным.

Но тут пришел к царям некий человек, гораздый на выдумки. Его звали Эвол.

— Я знаю, что сделать! — сказал он.

Он замесил глину и принялся из нее делать треножники. Делал и ставил их на солнце. Пока он сделал сотый треножник, остальные уже высохли.

Когда все сто треножников были готовы, Эвол положил их в мешок. Вскинул мешок на спину, взял охотничьи тенета и будто бы пошел охотиться.

Эвола никто не знал. Даже в Спарте он был мало кому известен. Он незаметно прошел в Мессению. А потом, с мешком за плечами и с тенетами в руках, он вышел из леса и пошел в сторону Итомы. Все, кто видел его, думали, что человек удачно поохотился и теперь несет добычу в мешке.

Эвол не спеша шел через поля и рощи. А вечером, когда мессенцы, закончив работу на полях и виноградниках, направились домой, на Итому, Эвол незаметно присоединился к ним и вместе с ними вошел в город.

Наступила ночь. Мессенцы спокойно погасили огни. Всем уже было известно, что завтра жрецы поставят Зевсу треножники. Воля бога будет исполнена, и Мессения защищена. Треножники эти, гладко оструганные и украшенные, были уже готовы.

Утро наступило ясное, праздничное. Прозрачное небо лучилось над Итомой. Оливковые рощи на склонах горы серебрились под солнцем. Внизу, в долине, ярко зеленели луга. И далеко на горизонте сквозь перламутровую дымку утра густо синело прекрасное море, глубокий Мессенский залив…

Жрецы Эпебол и слепой Офионей, в белых одеждах, с зелеными венками на голове торжественно направились в храм Зевса Итонского. Их помощники несли следом жертвенные треножники, сто деревянных треножников, наилучших, какие смогли и успели сделать.

Вслед за жрецами шли знатные люди Мессении — царь Аристодем, полководцы, старейшины… Веселая толпа народа окружала храм.

Жрецы вступили на порог храма. И, словно окаменев, остановились. Аристодем, почуяв недоброе, нетерпеливо отстранил их, вошел в храм.

На алтаре Зевса Итомского лежали глиняные треножники. Сто глиняных треножников, сделанных в Спарте, лежало на алтаре Зевса Итомского. Помощники жрецов, увидев это, в растерянности уронили на пол свои деревянные треножники. Стук дерева глухо отозвался в гулких стенах храма.

Ужас и отчаяние охватили мессенцев. Женщины кричали и плакали. Мужчины мрачно молчали. Теперь все кончено. Спартанцы отняли у Мессении покровительство бога, и теперь им уже не победить Спарты! Зевс отступился от Мессении!

Аристодем, тотчас овладев собой, начал успокаивать народ:

— Никогда еще не кончалось победой дело, начатое обманом и хитростью. Как может божество принять дар предательства, принесенный тайком, ночью, без жрецов и обряда?

Он успокаивал мессенцев как мог. Велел поставить деревянные треножники вокруг жертвенника. И сказал жрецам, чтобы они делали свое дело.

— Будем считать, что ничего не случилось.

Но тут произошло что-то непостижимое. Жрец Офионей, который был слепым с детства, вдруг прозрел. Говорят, что перед этим у него сильно болела голова.

Жрец Эпебол напомнил о давнем пророчестве!

— Бог подаст тебе славу войны, но думай: да не превзойдет тебя обманом коварно враждебная хитрость Спарты…

Все слушали, не переводя дыхания, когда Эпебол начал читать старую дельфийскую табличку.

Да. Хитрость Спарты превзошла их обманом!

— «Ибо Арей понесет славные их доспехи… «

Арей, бог войны, будет помогать Спарте. Значит, теперь Спарта обязательно победит!

— «…и венец стен обнимет горьких обитателей…»

Это они, мессенцы, горькие обитатели итомских стен!

— «…когда двое судьбою разверзнут темный покров…»

Вот оно! Двое разверзли темный покров — прозревшие глаза Офионея!

Предсказание сбылось. Теперь надо ждать гибели. Боги не ошибаются.

Это так. В Дельфах ошибались редко. Ведь там знали все, что происходит в стране, — все народы Эллады несли им свои горести и радости и свои тайны.

А когда у дельфийских жрецов не было уверенности в том, -какой дать совет, они давали его с двойным смыслом: можешь так толковать прорицание, а можешь иначе. А если прорицание не сбудется, сам виноват. Значит, неправильно истолковал божье слово.

Поэтому в Дельфах обманывать не боялись.

Вскоре еще одно зловещее предзнаменование поразило мессенцев. В Итоме стояла медная статуя богини Артемиды со щитом в руке. И случилось так, что этот щит отвалился и упал на землю.