6748 - Михаил Викторович Амосов Страница 12

в другом месте, а не в том, где живешь. Поэтому волхвы толпой человек, в десять – пятнадцать прошли на софийскую сторону и, выйдя на Пискупью улицу, стали истово искать жертвенного агнца, заглядывая, без спросу во дворы к новгородцам между прочим. Улица быстро опустела, новгородцы задами, куда волхвы боялись идти из-за возможности получить по шее поленом или кулаком, побежали к себе в концы, разнося не благую весть о волхвах и их зломыслии. В Прусах волхвам поленьями быстро указали направление, куда надо идти. Волхвы и пошли, чуть ли не бегом, в указанную сторону, по направлению Ширковой улицы, где воигости28 с кистенями в руках уже показали им новый путь. Выйдя из Новгорода, волхвы, пройдя два поприща, на колмовский гати наткнулись на Васю первого идущего на исповедь к писковскому попу, так как его колмовский пастырь душ грешных наложил на него епитимью за грех его, и отказался давать отпущение грехов.

Сказать, что грех был велик и смертен, значит покривить душой. На самом деле, дело было житейское. Года четыре назад ночью, в июне, когда девушки ходили в ночное купаться, чтобы их, будущие женихи во всей неприкрытой наготе увидели, узрел вдовый Василий отроковицу Тотьку дочку пастуха Влеса. И поразился красотой её большой, не по возрасту, груди.

Возможно, Вася бы и женился бы тогда на Тотьке сразу, но той было еще только 13 лет, и Васька дитя пожалел. Найдя себе красавицу Улиану шестнадцати лет. Против воли её родителей, взяв её. Как в летописи и было отмечено «И, поя Улиану Иесифовну един (то есть без родителей невесты) в колмовской церкви, а поп венчал Игнат Мосеевич».29 Это история широко известна нам, потому что дошла до нас переписка между влюблёнными. Берестяная грамота найденная археологами у колмовского моста гласила,– «От В^силия к Улиану. Пойди за мьне. Яз тьбе хоцю, а ты мьне. Ана то послух Игнат Моисиев. попын сын и сам в сане».30

Прожили в мире счастье они три года, а когда, на четвертый, будучи на сносях Ульяна отказала Василию в ложе, боясь за плод, Василий затворился в крайнем тереме чтоб верность супружескую соблюсти. Но тут вмешался злой рок. Анастасия Власьевна, та самая Тотька, теперь в народе за глаза называемая Огневушка Сосковастая за величину грудей своих и красивый рыжий цвет волос, любившая Василия безоглядно вот уже четыре года. И на глаза ему три года назад летом она неспроста попалась. Решила взять Василия, если не силой то хитростью. Выследив, когда Василий в баню пошел, она – грешница вслед за ним тайно проскользнула в предбанник. Там разделась и легла на полог в позе Марии из Магдалы греху стремившийся предаться. Когда Василий вышел квасу выпить, чтобы остудиться, он, увидя красоту нагую лишь одним вожделением прикрытую, глаза прикрыл рукой, хотел избежать греха, но Тотька не постеснявшись, ведь девкой еще была, взяла его за мудя и к себе притянула. Вышел Вася из уже простылой бани на третьи сутки, и сразу пошёл каяться. Однако батюшка приговорил его лишь к чтению пяти Отче утром и отпустил с богом. Так и жил Вася двоежёнцем пока в постный день Преполовение Пятидесятницы не согрешил с обеими с женой ночью, а с Анастасией Власьевной утром, перед службой.

В этот день, после краткой утренней молитвы, только вставши с постели, и накинув на себя лёгкую заячью шубу, Василий пошёл в холодный погреб за сливками. На беду свою он встретил там Анастасию Власьевну, тоже спустившуюся в погреб, но не за сливками, а за сметаной к утреннему творогу. Одета она была, как и Василий, то есть никак. Рубаха на голое тело, шуба волчья и сапожки красные на каблучке. Если бы Василий только в глаз бы ей и глядел, всё бы и обошлось бы. Привык он как-никак к виду груди её. Но вдруг взгляд его уперся в сапожки красные. И дошло до Васи в это утро, что ноги у Тотьки уж очень длинные и видом красивые. Открывши новую красоту в старой любовнице, Вася голову совсем потерял, и только после второго раза насилу оторвался от Тотьки, не спеша, побрёл наверх в светлицу оставив счастливую Тотьку отлеживаться на полоке в погребе. Правда, он её заботливо укрыл своей заячьей шубой, чтобы чего не вышло худого. Через полчаса, когда служба уже шла Тотька с блуждающей, таинственной, счастливой улыбкой появилась в храме и скромно заняла своё место среди колмовчанок.

Женщины творенья богобоязненные и поэтому обе тут же перед причастием, батюшке покаялись в грехе, но Васе об этом не сказали. Наверное, не успели. Поэтому, когда батюшка спросил у Васи, «Каешься ли ты в грехе своём»? То Василий, солгав ему, ответил,

– Нет на мне греха окроме первородного,– и перекрестился.

За что и получил выше указанную епитимью.

Пристыженный и усмиренный раб божий Василий перед походом за отпущением грехов попостился сутки, вечером в баню сходил, утром оделся в чистое и пошёл скорым и лёгким шагом по направлению к епископскому двору. Повторяя про себя все известные ему молитвы, чтобы скоротать время в пути и настроить свой дух на богобоязненный лад.

Вот тут-то, на гати, его пращурами выстланной и повстречалась ему ватага волхвов. Вася шел один, волхвов было десять и накинулись они одни, то есть без посторонней помощи на Василия. Начали руки ломать и верёвками вязать. На вопрошания жертвенного агнца-Василия, «за что?», они разом ответили, что убьют его по делу – во славу града Нового. Где упокоённый Вася будет душою своею бессмертной стены градские охранять. Тут в драке произошла заминка. Вася престал сопротивляться, а волхвы увидя это подумали, что смирился раб со своею судьбой, перестали вязать. Вася, воспользовавшись заминкой, спросил,

– А рай как же ??,

– Не будет тебе рая,– ответили бесьи слуги, чем и приговорили себя к смерти неожиданной.

Вася путы снял, вместе с тремя вязавшими его наиболее нетерпеливыми волхвами. Сбросил их и тела бездыханные волхвов в трясину. Трем другим наиболее старым и уважаемым сначала бороды повыдёргивал потом ноги пообломав, подвесил вместо чучел на столбиках, что гать держали, птиц отгонять. Остальных он догнал уже возле домов воигостовских и за обиды старые, ему не за что воигостями причиненные, подбросил двух вохвов обездвиженных на двор их десятника. Последнего волхва он привел к попу для покаяния, а когда тот, в бесовстве своём, стал упорствовать, скрутил его бубликом, и, привязав пятки к шее, бросил