Манфред - Елена Гвоздева Страница 12

Садовниченко помнил, как ещё десятилетним подмастерьем разносил заказы и бегал к складам кожевенного завода мимо Свято-Покровского гарнизонного храма. В те времена сразу за городским кладбищем было Гусарское, так его называли старожилы. Перед войной на его месте построили хлебозавод.

***

Чумак

Наутро, воспользовавшись хорошим настроением шефа, Клара заметила, что неплохо было бы усилить батальон новым пополнением, заодно заменить некоторых пьющих сверх меры жандармов.

— Например, этот недавно принятый Чумак, имеет вполне бравый вид, особенно на фоне остальных. Чисто выбрит, не разит перегаром. Я думаю сделать его своим заместителем.

Лёхлер равнодушно взмахнул рукой:

— Ну, так поручите Байбаре подобрать через биржу пополнение.

Исподволь, всё чаще Клара деликатно подавала шефу идеи, как улучшить работу жандармерии. Лёхлер всё реже получал от Гебитскомиссара замечания, а после того, как Циммерман отметил на совещании явное улучшение состояния пригородных дорог, даже стал советоваться с помощницей:

— Вы здесь выросли и лучше знаете местную специфику, — покровительственно уронил он, выслушав её мнение.

Теперь у Клары появились в батальоне надежные соратники — лейтенанты Андрей Нестеренко и Степан Чумак.

Уже и проверку людей, направленных биржей труда, Лёхлер всё чаще поручал Кларе.

С наступлением осенних затяжных дождей его астма прогрессировала. Шеф перекладывал на переводчицу всё больше функций. По сути, Клара Таблер полностью заменила его в Управлении дорожной жандармерии. Полулежа в кресле, Лёхлер стал апатичен и ждал, когда же, наконец, его рапорт о переводе будет удовлетворён, и он сможет отправиться на лечение в родные Альпы. Но замены всё не было.

Глава 16

Планы Циммермана

Биржа располагалась на первом этаже здания Городской Управы (ныне Главпочтамт). У входа и на площади толпились желавшие получить работу. Расценки выглядели так:

украинцы — 300 г хлеба

фольксдойче — 900 г хлеба

Строительные специальности после военных разрушений всегда востребованы. Новая власть всегда начинает с обустройства здания, где собирается разместиться.

Одним из основных постулатов нацистской идеологии был "Лебенсраум" — жизненное пространство для немцев.

Гебитскомиссар Циммерман планировал построить внушительную резиденцию. Он пришел сюда навсегда и привык всё делать с размахом. После победы богатые земли Украины будут поделены — нужно заранее застолбить территорию. Планы Циммермана касались его семейного бизнеса, выращивания цветов в оранжереях. Он присмотрел несколько кварталов, и начать решил с улицы Харьковской. Глядя из окна комендатуры, он представлял, как раскинутся оранжереи, полные цветочного великолепия:

"Что может быть прекраснее цветов! Люди годятся лишь на удобрение для них. Именно цветы — венец творения Господа — лучшее, что создано им на земле, а не человек — смрадное существо, сеющее смерть и хаос.

Пусть эти ничтожные славяне воплощают его мечту, именно для этого он здесь".

Мечты Гебитскомиссара, самым бесцеремонным образом, нарушил резкий неприятный голос, прозвучавший из приёмной:

— Герр Циммерман на месте?

Не позволив секретарю даже двинуться, дверь в кабинет по-хозяйски распахнул статный эсэсовец, вскинул в приветствии руку: — Хайль! — прошёл к столу и вальяжно устроился в кресле. И только закинув ногу на ногу, представился:

— Обер-штурмбанфюрер Лунде — старший следователь гестапо Днепропетровска.

— Циммерман, — приходя в себя, кратко представился Гебитскомиссар.

Властный гость явился проверить всё ли готово к встрече почетного представителя румынских союзников кондукатора Антонеску. Оккупационные власти старались обеспечить приём на высшем уровне. От благосклонности румынского генерала зависели поставки нефти вермахту.

Гебитскомиссар Павлограда даже среди своих немецких собратьев слыл чудаком. Иронизировать по поводу его пристрастием к цветам стало нормой: "Развёл баварец лютики-тюльпаны. Нечего сказать крепит мощь немецкой армии, обеспечивает тыловую поддержку победоносным солдатам вермахта".

Но Циммерман был счастлив, украинская земля была щедрее баварской. Небывало снежная зима 1941 года обеспечивала всю весну необходимую влажность, и высаженные семена цветов откликнулись бурным ростом. Сортовые розы и лилии поражали красками и формами. Сумасшедшая, в чём-то наивная, мечта устроить фюреру триумфальную встречу и получить верный шанс стать полновластным хозяином этой благодарной к труду земли не оставляла мысли Гебитскомиссара. Генрих Циммерман точно знал, чего хочет от жизни. Визит румынского генерала Антонеску будет своеобразной репетицией встречи Великого Адольфа. Он поразит любимого вождя и утрёт нос всем!

Особое внимание Циммерман уделил составлению расписания визита кондукатора Румынии. В переводе с румынского "кондукатор" — вождь, не больше, ни меньше. А чего мелочиться. Не зря румынский глагол "вести" — "conduce" так похож на итальянский "ducere" — дуче Муссолини.

Вместо рискованной поездки в район действующей армии, Ион Константин Антонеску решил устроить визит с освящением могил доблестных солдат Румынского королевства.

Из Днепропетровска прибыл специальный оркестр, исполняющий румынские и немецкие марши.

Осмотр "профилактория" устроенного штурмбанфюрером Экке, вызвал у Лунде гримасу, которую можно было трактовать двояко: то ли одобрение зверства местного СД, то ли отвращение к несчастным узникам.

***

август 1942

Антонеску

Эскорт кондукатора впечатлял: почётный кортеж из мотоциклистов впереди и в арьергарде, броневики охранения, в центре процессии — сверкающий лаком чёрный опель.

Сопровождал Иона сам шеф областного гестапо Мульдэ.

После организованного подпольщиками Одессы взрыва в октябре 1941 года, уничтожившего практически весь штаб румынской армии, кондукатор ненавидел любые многолюдные официальные церемонии. Но, деваться некуда, необходимость новых мобилизаций в Румынии требовала участия в мемориальных церемониалах на могилах, погибших "за возвращение Бессарабии" солдат королевства. Не зря же его второе имя Виктор. Он должен преодолеть все опасности, победить проклятых русских. Он — потомок Великого Рима, покажет этим "неполноценным славянам", посмевшим откромсать часть его Родины.

Все подразделения СД и дорожной жандармерии были предупреждены о важности мероприятия и крайней необходимости предельных мер безопасности.

Гебитскомиссар был взволнован: "Нельзя ударить лицом в грязь перед немецкими официальными лицами, сопровождающими кондукатора. Большая ответственность! Ни в коем случае нельзя потерять это место, только удалось здесь всё наладить. Сейчас в моём распоряжении земля Павлограда и всего уезда, закрепиться любой ценой!"

В жарком воздухе победно сверкали музыкальные инструменты, реяли имперские и румынские флаги. На кладбище собралось духовенство, военные. Поминальное богослужение в православном облачении выглядело более торжественно, чем привычная католическая служба.

Антонеску решил не отступать от правил и подошёл к священнику получить благословение. Начальник биржи Байбара нарядился в вышиванку и пыжился от гордости. Как же, его признают, как важную персону наравне с другими вершителями судеб этого города, почтили приглашением. Рядом тянули шеи председатель Городской Управы и начальник полиции Вивтанец.

Фуражка с кокардой румынского образца покоилась на сгибе локтя генерала. "Обнаженная голова кондукатора — дань уважения доблестным сынам Румынии", — начал строчить статейку, прибывший с Антонеску румынский репортер.

Стоящие немного в стороне Циммерман и, прибывшие из Днепропетровска Зальцнер и Мульдэ,