Александр Кривицкий - Тень друга. Ветер на перекрестке Страница 123

Хочу сначала рассказать историю этих двух писем.

Газета «Дер Тагесшпигель», выходящая в Западном Берлине, напечатала статью Вольфганга Крауса «Нормальность интеллектуалов», полную клеветы на советских литераторов. Я откликнулся на нее открытым письмом в редакцию этой газеты. Агентство печати «Новости» длительное время вело переговоры о публикации этого письма. В процессе переговоров представитель АПН в Западном Берлине получил служебную записку из «Дер Тагесшпигель» за подписью ответственного сотрудника газеты Ганса Шольца, в которой было сказано: «Я смею Вас заверить, что возражения, последовавшие из Москвы, представляются нам интересными и заслуживающими рассмотрения. Однако мы еще раз обратились к авторитетным специалистам в этой области с просьбой высказать свою точку зрения. Я прошу Вас проявить терпение и подождать до получения их ответов, а также успокоить в этом господина Кривицкого».

Ни для кого не было секретом, что, в случае отказа «Дер Тагесшпигель» напечатать письмо, оно могло появиться в каком-либо другом печатном органе, издаваемом в Западном Берлине.

Что же произошло дальше?

«Авторитетными специалистами в этой области» оказался все тот же Краус, чью вторую статью того же сорта, что и первая, оттянув время, редакция «Дер Тагесшпигель» напечатала рядом с письмом из Москвы.

Естественно, я счел своим долгом еще раз взяться за перо.

Два открытых письма газете «Дер Тагесшпигель» возникли в злободневной полемике, но, видимо, имеют право перейти и в эту книгу. Краусы продолжают подвизаться на страницах газет, журналов и книг, поставляя подмоченный порох гарнизонам осажденных крепостей «холодной войны».

Рассказывают, что однажды у Гейне спросили, знает ли он писателя Шмидта. Гейне ответил: «Писателя Шмидта я не знаю, но полагаю, что это нечто вроде писателя Мюллера, которого я тоже не знаю».

Используя конструкцию мысли великого немца, я могу сказать: «Журналиста Вольфганга Крауса я не знаю, но уверен, что это нечто вроде журналиста Саймонса, которого я тоже не знаю».

Гейне, разумеется, прав. В известных случаях можно без труда обнаружить сходство у незнакомых тебе людей.

В 1918 году американская печать опубликовала заявление Саймонса: «В России каждая женщина от 18 до 45 лет должна явиться в комиссариат, откуда она, независимо от ее желания и нежелания, передается мужчине, с которым она и должна отныне жить». Так было запущено на орбиту пропаганды одно из первых «летающих блюдечек» — миф о национализации женщин. Саймонс стал популярен. Он давал показания оверменовской комиссии, созданной американским сенатом для расследования «положения в России».

Юмор, как говорят, — это чувство дистанции. С течением времени мировая печать высмеяла и гомерический вздор о национализации женщин, и более позднее явление из серии злокозненных выдумок: летающие тарелки, миски и целые сервизы, вызванные к жизни оптическим преломлением дурной политики.

Но в школе журналистики много нерадивых учеников. Они плохо усваивают уроки прошлого и с восторгом неофитов повторяют старые ошибки. Недавно Вольфганг Краус, чье тождество с беднягой Саймонсом мы уже установили, выступил на страницах нашей газеты со статьей «Нормальность интеллектуалов».

В этой статье он объявляет:

1) в СССР несогласных с «официальной линией» интеллигентов помещают в психиатрические лечебницы, где «благодаря различного рода медикаментам и дополнительному «терапевтическому» лечению могут быть произведены необходимые изменения в психике человека»;

2) советские люди не имеют возможности открыто, в печати — а только «тет-а-тет или в узком кругу — судить о французском структурализме, о «новом романе» и конкретной поэзии».

Краус, как и его двойник из далекого прошлого Саймонс, не приводит ни одного факта, ни одной фамилии, ничего, что могло бы его выдать. Его заметка состоит из намеков, ужимок, он делает круглые глаза, то вздыхает, то сокрушенно кряхтит, а то как бы шепчет на ухо воображаемому слушателю. Одним словом, использует нехитрый набор тех средств, к каким в русской дореволюционной прессе прибегали пасквилянты, поставлявшие материал для пикантных отдельчиков «Слухи» или «Сплетни».

Я навел справки. Среди членов Союза советских писателей действительно был один душевнобольной человек. Он состоял на учете у районного психиатра. Фамилия его Тарсис, и он несколько лет назад выехал за рубеж, где давно успел надоесть всем нормальным людям. Краус может с ним познакомиться и тем самым удовлетворить свой повышенный интерес к «душевнобольным интеллектуалам» из Советского Союза.

Дальше у нас, естественно, речь пойдет о темах, перечисленных Краусом как запретные для общественного обсуждения в Советском Союзе. О, я не сомневаюсь, автор этих странно неожиданных утверждений вполне нормален. Он — «нормальный советолог». Но без медицины нам, видимо, не обойтись. Где-то я прочел, что если поведение психически больного более или менее ясно, ибо оно описано в медицинских учебниках и определено характером его заболевания, то поистине никогда не знаешь, чего можно ожидать от человека нормального. Случай с Краусом красноречив именно с этой, любопытной, хотя и несколько парадоксальной точки зрения.

«Нормальный советолог», заглянув в советские источники, уж конечно но прошел бы мимо хотя бы таких серьезных публикаций наших журналов о структурализме, как статья известного немецкого ученого Риты Шобер «Литературное произведение: символ или модель», написанная автором на основе ее речи в городе Бордо на Шестом конгрессе международной ассоциации по сравнительному литературоведению (напечатана в № 4 «Иностранной литературы» за 1972 год). «Нормальный советолог» познакомился бы с исследованиями доктора филологических наук Ю. Барабаша «Алгебра и гармония» (журнал «Знамя» №№ 4 и 5, 1971) и «Эти неуловимые структуры» («Иностранная литература». № 4, 1972). И многими другими публикациями. Какой уж тут «тет-а-тет»! Все эти издания выходят в свет большими тиражами.

Но, может быть, проблемы «нового романа» мы обсуждаем при зашторенных окнах, на подпольных сходках, как это мерещится «нормальному советологу» Краусу?

Не похоже!

Еще много лет тому назад Ленинград принимал свыше восьмидесяти зарубежных участников форума, посвященного как раз этой самой проблеме. Несколько дней шла громогласная дискуссия о судьбах романа вообще и «нового романа» в частности. Два западногерманских писателя приняли в ней участие — Ганс Магнус Энценсбергер и Ганс Вернер Рихтер. Информацию об этой дискуссии давали газеты, рефераты печатались в журналах. Отголоски ленинградских споров еще долго звучали на страницах нашей печати.