Николай Панов - Дети Чёрного Дракона Страница 13

Дорога между лагерем У-Пей-Фу и морским портом. Ночь. По буграм и выбоинам мчится закрытый грязный авто. Вокруг — отряд китайских солдат верхами. В автомобиле — немного сгорбленный невзрачный военный с посеревшим от усталости, исхудалым лицом. Генерал У-Пей-Фу с горстью сохранивших верность солдат бежит на американский броненосец, ждущий его с опущенным китайским флагом и полупотушенными огнями.

Переворот в Пекине. Министры арестованы. Захвативший власть генерал — бывший сторонник бежавшего диктатора — советуется в уединенной комнате дворца с незнакомцем, закрывающим лицо европейской надвинутой на глаза шляпой и высоким поднятым воротником пальто. Незнакомец — глава «детей Черного Дракона». Новый правитель Китая относится к нему с покорной почтительностью, как младший к старшему. Правитель говорит:

— Отец мой Фа, первая часть дела удалась. Слуга американцев бежал, Пекин в руках «детей Черного Дракона». Но захочет ли Чжан-Цзо-Лин пойти навстречу народу? От посланных за документами нет известий. Да помогут им духи отцов отдать в наши руки документ, который должен освободить Китай…

Вернемся в Тибет. Необычайные события на обрыве горы Тан-Цы развернулись в таком порядке.

Лама, подошедший с черным башлыком к лошади Ю-Ао-Цяна, резко повернулся и накинул этот башлык на голову своего товарища, державшего под уздцы лошадь Синга. На другом конце обрыва трое лам подмяли под себя четвертого и быстро скрутили его неизвестно откуда взявшимися веревками. Такая же участь постигла плененного башлыком. Связанные, с бесформенными черными пятнами вместо лиц, извивались на камнях в то время, как остальные быстро освобождали осужденных на смерть.

Освобожденные почти упали с лошадей, разминая затекшие члены. Они смотрели так же холодно и равнодушно. Только небольшое изменение в лицах показывало, как неожиданно было для них все происшедшее. Но эта неожиданность объяснилась очень просто, когда четверо лам опустили руки в складки грубых балахонов и вытащили по маленькой белой дощечке со сделанными на них черными изображениями дракона.

«Дети Черного Дракона». Даже здесь, в уединенном монастыре, могучее общество имеет своих последователей! И теперь эти последователи, вступившись за китайских братьев, молча и покорно отдавались в их распоряжение.

Но время для отдыха и разговоров еще не пришло.

Нужно действовать, — ведь Львов, человек, везущий с собой всю судьбу Китая, сделался врагом и скачет где-то далеко, с каждой минутой делаясь все дальше и неуловимей. Как можно короче Шанг растолковал ламам значение успешного исхода предприятия.

— Белолицый вор, наш бывший товарищ, едет в Дор-джилиан продать англичанам бумагу, которая в наших руках послужит к спасению Китая, а в руках наших врагов — к его окончательной гибели. Как перерезать ему путь? Он не мог уехать далеко. Нет ли прямой дороги?..

Ламы медленно закачали головами.

— Другой дороги в Индию нет. Но есть козьи тропы, дорожки над пропастями, по которым почти не может пройти лошадь. Этими дорожками мы в два часа достигнем Синего ущелья…

И вот — погоня. Восемь животных, привыкших к головоломным прогулкам над пропастями, уверенно несут на себе усталых, сжимающих старомодные ружья людей. Вор не должен продать белым дьяволам свободу Китая. Его нужно захватить во что бы то ни стало. Но как осуществить это на деле?

Трое «детей Дракона» знали, что глупо слишком надеяться на боеспособность своих новых товарищей-лам. Странная религия, последователи которой не должны даже делать быстрых движений, чтобы не убить летающих в воздухе невидимых бактерий, едва ли может воспитать ценных борцов. Даже внешний вид сгорбленных, иссохших людей может внушить только жалость. Придется рассчитывать только на собственные силы.

…Между отвесных синеватых скал, образующих длинный, извилистый коридор, пробегает в одном месте дорога в Британскую Индию. Эти скалы — цель пути восьмерых. Похититель не мог еще добраться до этого пункта. Преследователи слезают с лошадей. Двое китайцев залегают наверху с ружьями, направленными на дорогу. Остальные спускаются вниз — скрыться за поворотами. Пустой, выложенный голубыми осколками, проход. По этому проходу должен проскакать укравший бумагу…

Львов ехал так же быстро, как и перерезавшие ему дорогу. Но разве чужестранец, даже самый искусный в езде, проедет по осеннему Тибету так же ловко, как его исконный житель? Вся природа как будто сговорилась ставить препятствия на пути Львова.

Он спускался в глубокую котловину; солнце нестерпимо нагревало сгорбленную спину. Подымался на горный перевал — в глаза начинал бить ледяной вихрь, проникающий сквозь одежду, обжигающий кожу лица и рук. Надвигался густой туман; он должен был пробираться почти ощупью, рискуя ежеминутно свалиться в пропасть. И только через пять часов после отъезда из монастыря Львов подъезжал к высокой неровной трещине — Синему ущелью, рассекающему на две части массивную стену горы.

Он задержал лошадь и положил плохо гнувшиеся пальцы на холодную ручку револьвера. Это — подозрительный пункт дороги. Ему говорили, что огромное большинство нападений и грабежей происходит именно в этом пункте. Нужно ехать очень осторожно, скакать обратно при первом же признаке опасности.

Глухо защелкали копыта по каменистому дну ущелья. Наверху блестело холодное небо, на бледно-сером фоне выступали два резко очерченных каменных гребня…

Львов доехал до половины.

В то же время залегшие наверху, почти отчаявшиеся дождаться своей добычи, дали первый недружный залп. Лошадь Львова взвилась на дыбы и рухнула набок.

Как каждый хороший царский офицер, Львов порядочно ездил верхом. Во время падения он соскочил с седла, окидывая цепким взглядом скалы, откуда пришла опасность.

Впереди выросли две закутанные в мех фигуры и бросились на него с пронзительным криком. Он увернулся от одного, ударом в челюсть сшиб другого и, пригнувшись, бросился обратно. Но в этом направлении можно было сделать не больше трех шагов. Здесь стоял третий преследователь — ненавистный, хладнокровный Абу-Синг.

Львов рванул из кармана револьвер. Синг бросился вперед, и револьвер тяжело упал на камни. Сзади уже подбегали сбитые им противники.

Отчаянным взглядом Львов окинул стены прохода. В одной из них — между двух острых скал — узкая кривая щель, может быть, выход. Он сделал движение в одну сторону и бросился в противоположную — к темному проходу. По камням щелкнули пули нового залпа. Но Львов уже скрылся; с трудом протиснувшись в щель.

От расселины подымалась дорожка, похожая на заброшенную лестницу. Львов побежал вверх, задыхающийся, с бешено бьющимся сердцем, слыша сзади топот преследующих людей.