Битва за безмолвие. В поисках «византийства» - Дмитрий Борисович Тараторин Страница 13

Все началось с его дяди – простого иллирийского (из современной Хорватии, видимо, родом) крестьянина по имени Юстин. Он в компании с двумя приятелями босой пришел в Константинополь искать счастья. И нашел корону…

В русских сказках такое нередко бывает с Иваном-дураком. В реальности на Руси такое никому из попробовавших дерзнуть «дураков» не удавалось. А в Византии – то и дело.

Вот взять карьеру Юстина. Пошел в солдаты. Дослужился благодаря исключительно природной смекалке и отваге до командных должностей. И когда вдруг резко (как всегда и бывает) открылось «окно возможностей», не растерялся.

Умер император Анастасий. Юстин уже занимал тогда пост начальника телохранителей василевса. У покойного были племянники, которые могли претендовать на трон. Но ловкий евнух Амантий задумал возвести на него некоего Феокрита. И чтобы все прошло ровно, задумал подкупить имперских телохранителей, для чего и выдал Юстину внушительную сумму.

Но тот, будучи «Иваном-дураком», но совсем не дебилом, раздал деньги от своего имени и выдвинул собственную кандидатуру на вакантный пост. Человек он был известный и среди элиты, и в народе. И ни у кого не вызывал аллергии, в отличие от мутного ставленника евнуха.

И вот 10 июля 518 года Юстин был коронован. По словам хрониста Феофана, василевсом стал «царь благочестивый, строгий и многоопытный муж, начавший служить с простого воина и возвысившийся до сенатора… и был во всем любезен, как пламенный любитель православной веры и муж, опытный в деле военном». Но при всей своей благочестивости, он немедленно казнил пронырливых Амантия и Феокрита.

Характерно, что император так до конца своих дней и оставался совершенно неграмотным. И документы подписывал с помощью специального лекала.

Его племянник Юстиниан, напротив, получивший отменное образование, заранее при помощи партии венетов и другими способами обеспечил свою безальтернативность как наследника. И дождавшись вполне естественной кончины дядюшки, принялся править. Юстиниан был человеком совсем другого сорта. В нем сочеталось, казалось, абсолютно невозможное.

Прокопий Кесарийский, секретарь полководца Велизария, когда последний оказался в опале, преисполненный обиды, писал о Юстиниане: «необычайное сочетание глупости и низости… человек коварный и нерешительный… полон иронии и притворства, лжив, скрытен и двуличен, умел не показывать своего гнева, в совершенстве владел искусством проливать слезы не только под влиянием радости или печали, но в нужные моменты по мере необходимости. Лгал он всегда, и не только случайно, но дав торжественнейшие записи и клятвы при заключении договоров и при этом даже по отношению к своим же подданным».

Но тот же Прокопий признает, что Юстиниан был «одарен быстрым и изобретательным умом, неутомимый в исполнении своих намерений». Кроме того, он был чрезвычайно доступен для просителей и посетителей. В силу того, что спал он очень мало, то чуть ли ни круглосуточно готов был лично разбираться и с государственными, и чьими-либо частными вопросами.

Все тот же желчный Прокопий признает: «приняв власть над государством, потрясаемом [волнениями] и доведенным до позорной слабости, увеличил его размеры и привел его в блестящее состояние, изгнав из него насиловавших его варваров. Император с величайшим искусством сумел промыслить себе целые новые государства. В самом деле, целый ряд областей, бывших уже чужими для римской державы, он подчинил своей власти и выстроил бесчисленное множество городов, не бывших ранее.

Найдя веру в Бога нетвердой и принужденной идти путем различных вероисповеданий, стерев с лица земли все пути, ведшие к этим колебаниям, он добился того, чтобы она стояла теперь на одном твердом основании истинного исповедания. Кроме того, поняв, что законы не должны быть неясными вследствие ненужной их многочисленности и, явно друг другу противореча, друг друга уничтожать, император, очистив их от массы ненужной и вредной болтовни, с великой твердостью преодолевая их взаимное расхождение, сохранил правильные законы».

Кодекс Юстиниана на века стал основой юридических норм империи. Он же провозгласил принцип Симфонии Светской и Церковной власти. Сформулирован он был замечательно:

«Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство (ἱερωσύνη) и царство (βασιλεία), из которых первое заботится о Божественных делах, а второе руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всём (συμφωνία τις ἀγαθὴ), что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем».

Другой вопрос, что реально идеал так и не был никогда воплощен в жизнь в силу невозможности сего. Однако сам принцип предопределил развитие не только самой Византии, но и отчасти России.

Юстиниан был одержим идеей возрождения Римской империи во всей ее мощи. И действительно, его полководцы отвоевали у готов Италию, у вандалов – Северную Африку, у персов – области на востоке. И наконец, именно он задумал и реализовал величайший архитектурный проект Православия – Храм Святой Софии.

И во всех его делах и начинаниях самым верным его сподвижником была жена его императрица Феодора. Она была личностью, пожалуй, не менее выдающейся, одаренной несгибаемым характером и поражающими воображение страстями.

Рано лишившись отца, который работал в цирке – присматривал за зверями – она вместе с матерью и сестрами лишилась и средств к существованию. Проблему эту она с детства буквально начала решать проституцией. Благо, что все признавали ее красоту и очарование. И это была не какая-нибудь Сонечка Мармеладова. Ни малейших нравственных страданий, напротив – предельная увлеченность любимым делом.

Прокопий сообщает:

«Была она необыкновенно изящна и остроумна. Из-за этого все приходили от нее в восторг. У этой женщины не было ни капли стыда, и никто никогда не видел ее смущенной, без малейшего колебания приступала она к постыдной службе…

В самом деле, никто не был так подвластен всякого рода наслаждениям, как она. Ибо она часто приходила на обед, вскладчину сооруженный десятью, а то и более молодцами, отличающимися громадной телесной силой и опытными в распутстве, и в течение ночи отдавалась