И только море запомнит - Полина Сергеевна Павлова Страница 13

Николаса Эттвуда О’Райли находит там, где ему не положено быть, но слухи не наврали – на нижней палубе. Сидя на шаткой табуретке, прислонившись спиной к огромной бочке, он спит, похрапывая и свистя одной ноздрей. И оттого вид ничего не делающего офицера еще более отвратительный. Случись такое у нее на корабле, она бы высекла провинившегося.

Капитан оглядывается по сторонам. В узком пространстве метрового прохода ни с одной, ни с другой стороны никого не видно. И она, удовлетворенно кивнув, берет висящую под потолком лампу и подносит ее к лицу Эттвуда. Он все так же похож на жирного поросенка, извалявшегося в грязи. Его раскрасневшиеся щеки покрыты безобразной сыпью. Но Моргана в перчатках и надеется, что то, чем наградила судьба ублюдка, не заразно.

Несколько мгновений она смотрит на него, не зная, как лучше подступиться. И в конечном счете понимает – лучше действовать в лоб. Она аккуратно опускает лампу на бочку, чтобы свет остался только в одной точке, поближе к лицу обидчика, и садится к нему на колени, тут же закрывая рот ладонью.

Спросонок Эттвуд не понимает, что происходит. Моргана всем телом наваливается на него и прижимает спиной к бочке. Она прикладывает указательный палец свободной руки к губам и злобно цедит:

– Заткнись. Ты же не хочешь, чтобы милорд узнал, что ты сегодня прогуливаешь вахту?

Неожиданность, страх, удивление – все смешивается в глазах Эттвуда. Зрачки расширяются, мужчина хлопает ресницами, но благоразумно молчит и не произносит ни слова. У них слишком мало места, чтобы развернуть полноценную драку, а если они поднимут шум собственными криками, то Эттвуду точно несдобровать и не поспать следующую ночь спокойно. Хотя, конечно, никакая спокойная ночь этому ублюдку больше не светит.

Схватив мужчину за волосы, она вынуждает его запрокинуть голову назад и упереться затылком в крышку бочки. Как тряпичная кукла, Эттвуд все еще не сопротивляется, пока над его лицом не замирает лезвие.

– Пиратская шлюха, какого дьявола ты вытворяешь?!

Порыв вывернуться Моргана жестко пресекает одним четким ударом каблука в ахиллово сухожилие. Эттвуд шипит, а О’Райли тихо и вкрадчиво, голосом отпетой блудницы произносит над чужим ухом:

– Если хочешь жить, не смей даже дергаться. Я пришла забрать то, что принадлежит мне по праву.

И улыбка безумца сверкает в темноте. Никогда прежде Моргана ничего подобного не делала, но внутренний голос будто подсказывает, что лучше всего лезвие наклонить так, чтобы угол оказался не больше шестидесяти, максимум семидесяти градусов. И кончик войдет, как смазанный маслом. Конечно, если переборщить, то лезвие направится прямиком в мозг, и ей нужно работать так, словно она выскребает крошечной ложечкой десерт из небольшой чашечки.

– Несколько лет назад ты и твои пьяные дружки оставили меня слепой. Теперь моя очередь. Тише, я сделаю все осторожно.

Кеннет просыпается от громкого звона судового колокола. Что-то произошло. И раз его не будит мистер Спаркс за час до завтрака – новости отнюдь не прекрасные. Всю ночь просидевший за бумагами Бентлей растерянно смотрит по сторонам, моргает, не сразу понимая, в каком дне и где находится. Он все же подскакивает с кровати. Мечется в поисках сорочки, но, вспоминая, куда вчера делся шелковый предмет его туалета, ругается себе под нос, видимо, впервые за все плавание:

– Проклятье…

Неужели гостья на их корабле все же устроила саботаж? Или пираты организовали бунт, чтобы освободиться? Обычно на «Приговаривающем» все гладко, служба налажена и никто не смеет противиться четкому уставу и распорядку. Бентлей натягивает кюлоты, набрасывает камзол и, всунув ноги в туфли, выбегает на палубу. Он не забывает прихватить с собой и трость, даже сейчас думая о своем статусе и внешнем виде.

Первое, что бросается в глаза, – два солдата пытаются удержать офицера, пока врач суетится рядом с ним. По окровавленному лицу и мундиру невозможно сказать, что точно произошло, но картина оставляет желать лучшего. Лорд не всех знает по именам и фамилиям, однако уже догадывается, как именно зовут этого офицера.

– Милорд! – к Бентлею подбегает запыхавшийся Спаркс. – Сэр. Ночью. Кто-то напал ночью на Эттвуда. Он потерял глаз и часть языка. Мистер Стоун пытается сделать все возможное.

Кеннет отталкивает от себя агента, устремляясь в глубь палубы, расталкивает солдат, но те и рады расступиться и пропустить лорда вперед.

– Кто это сделал? – вся строгость в голосе обнажает жестокий и серьезный нрав Бентлея. Вопрос адресован абсолютно каждому, находящемуся тут. В ответ слышатся неуверенные голоса: «Не знаем, сэр», «Я не нес вахту». Глазами он молча выискивает О’Райли. И лучше бы это было самым странным совпадением, нежели ее местью.

Гомон, голоса переплетаются в какофонию звуков. Кеннет смотрит на лицо офицера Эттвуда и давит глухое рычание. Еще раз беглый взгляд по толпе. Среди мужчин не так просто потерять женщину, особенно одевающуюся подобно французской и английской знати. Однако пиратки нигде нет. Прекрасно, ей не хватило наглости, совершив преступление, прийти и полюбоваться своей работой.

И Бентлей не сомневается, что подобное зверство совершила именно О’Райли. Отсутствие у Эттвуда левого глаза говорит обо всем громче, чем самое чистосердечное признание. Не услышав вразумительного ответа ни от кого из присутствующих, Бентлей резво направляется прочь. Мистер Спаркс семенит за ним. Но строгое «останься здесь и проследи, чтобы он выжил», заставляет агента выпрямиться, коротко кивнуть и пойти назад к раненому.

В голове много мыслей. Весьма скверных. Одной лишь местью единственному человеку Моргана ставит под угрозу его миссию целиком. Что-то надо решать. И решать сейчас. Он встречает девушку в коридоре у дверей предоставленной ей каюты. Прямо в тот момент, когда она с заспанным лицом и небрежно собранными волосами выходит, недовольно зевая.

Хорошо притворяется. Или действительно пиратка настолько жестока, что может сладко спать, сделав калекой человека, английского офицера, вырезав ему глаз и отрезав язык?! От нее разит алкоголем, видимо, вино пришлось очень кстати. Однако знай он, что все так обернется, лорд бы никогда не позволил себе обращаться с ней, как с порядочным человеком.

Впервые Бентлей повышает голос:

– Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Солдаты требуют найти того, кто это сделал с Эттвудом! Ты хотела самосуд?! Ты его получила! Стоило это того? Теперь по закону ты должна быть повешена!

Его переполняет злость и раздражение. Он не любит напрасные жертвы. Еще больше терпеть не может, когда кто-то идет против его слова. Он же пообещал, что разберется со всеми ее мучителями по прибытии в Лондон. Нечего порочить мундир. Но Моргану не удовлетворяют честные слова, искреннее сочувствие. О’Райли творит все, что ей вздумается.

Впору отвесить хлесткую пощечину в надежде, что