Мишель Зевако - Последняя схватка Страница 14

— Нет, — сухо ответил Пардальян.

— Тогда и говорить не о чем, — резко заявил Карл Ангулемский.

Жизель, Виолетта, Одэ де Вальвер и Ландри Кокнар слушали этот диалог, затаив дыхание. Герцог повернулся к дочери и ласково произнес:

— Я сделал все, что мог. Но ты же видишь, дитя мое, что господин де Пардальян непреклонен. Это ему угодно, чтобы мы оставались врагами. Так что не говори мне больше об этом деле.

Карл Ангулемский думал, что послушная дочь не будет настаивать, однако та не собиралась отступать. Почтительно, но с неожиданной для отца твердостью девушка возразила:

— Нет, батюшка, позвольте мне к нему вернуться, ибо, по-моему, сказано еще не все.

— То есть как? — нахмурился герцог.

Жизель не смутилась и с той же обескураживающей уверенностью пояснила:

— Есть очень простой способ помириться с господином де Пардальяном. Примите условие господина шевалье, и это сделает вам честь.

— Довольно, — сурово отрезал герцог, — я не позволю вам рассуждать о вещах, до которых вы еще не доросли и в которых ровно ничего не смыслите.

— Простите, монсеньор, но я прекрасно знаю, в чем здесь дело, — спокойно промолвила Жизель.

— Знаете? — поперхнулся герцог.

И насмешливо спросил:

— Так что же вы знаете?

— Я знаю, что вы должны всего лишь отказаться от притязаний на французский престол, чтобы вернуть уважение и дружбу господина де Пардальяна, — бесстрашно заявила девушка.

Этот неожиданный удар сразил Карла Ангулемского наповал. Он сразу понял, что жена и дочь услышали от Пардальяна немало интересного… И герцогу немедленно захотелось выяснить, насколько они были посвящены в суть дела. Он поднял на них подозрительный взгляд.

Но рядом с герцогом была только Жизель. Виолетта отошла в сторону с Пардальяном, который в это самое время церемонно представлял ей графа Одэ де Вальвера. Казалось, они не обращали ни малейшего внимания на отца с дочерью. Герцог знал, что на самом деле это не так, но все же сразу почувствовал облегчение при мысли о том, что этот неожиданный и неприятный для него разговор останется между ним и Жизелью.

Однако Карл Ангулемский понимал и то, что дочь — он не сомневался, что герцогиня и шевалье ее должным образом настроили — окажется сейчас противником отца. Более того: его строгим судьей. И этот судья был вдвойне страшен гордому вельможе. Во-первых, судья этот был достаточно осведомлен, а, во-вторых, отцовская любовь герцога граничила со слабостью, и Карл Ангулемский боялся, что дочь расплачется — и тогда он не сумеет ей отказать.

И герцог подумал, что лучше сразу покончить с делом, в котором он имел весьма шаткие позиции. Карл Ангулемский еще больше насупился и воскликнул:

— Всего лишь отказаться! Всего лишь! Ну и выражение вы выбрали! Неужели вы полагаете, что можно «всего лишь» отказаться от короны, чтобы не потерять дружбу простого смертного?

— Да, отец, если этот смертный господин де Пардальян, — убежденно проговорила Жизель.

— Что за бред! — рявкнул Карл Ангулемский.

— А раньше вы говорили, что все короны христианского мира не стоят его дружбы, — заметила девушка.

У нее была хорошая память. На это нечего было возразить. И герцог взорвался:

— Чушь!.. Слова!.. Пустые слова!.. Нет в мире дружбы, ради которой можно пожертвовать королевством!

— Я часто слышала от вас обратное, — возразила Жизель с кротким упрямством.

— Боже праведный, да что вы себе позволяете?! — зарычал герцог в бессильном гневе.

— Отец!.. — воскликнула девушка.

— Довольно, — резко оборвал ее вельможа. — Ступайте в свою комнату, мадемуазель, и никуда не выходите без моего разрешения.

Жизель склонилась перед ним с глубочайшим почтением и проговорила:

— Повинуюсь, монсеньор.

Выпрямившись, она добавила:

— Но позвольте вам заметить, что в ваших интересах отказаться от короны, как требует от вас господин де Пардальян, и я тоже молю вас об этом.

Это было сказано таким странным тоном, что герцог пришел в волнение и невольно спросил:

— Почему?

— Потому что всегда лучше отказаться от дела, которое заранее проиграно.

Юная красавица произнесла эти слова пророческим голосом, с непоколебимой уверенностью в своей правоте. И было видно, что это не притворство. Нет, Жизель сказала то, что думала. Хоть герцог и научился многому у Пардальяна, он был суеверен, как все игроки. А ведь в рискованной партии, которая ему предстояла, он ставил на кон собственную голову. И Карл Ангулемский решил, что невинное дитя предсказало ему мрачную правду. Смертельно обеспокоенный, он нервно спросил:

— А почему ты решила, что мое дело заранее проиграно?..

— Потому что в таком случае вашим противником будет господин де Пардальян, — уверенно ответила Жизель.

Охваченный мистическим ужасом, герцог ждал, что дочь назовет какую-то сверхъестественную причину его поражения. Будь слова девушки туманными и непонятными, они потрясли бы Карла Ангулемского до глубины души. Однако предложенное ему объяснение было самого естественного свойства. И хотя тут было от чего обеспокоиться, герцог почувствовал себя уверенней. Не замечая, что сам возобновляет спор, он ответил:

— Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно, сколь грозен этот противник. Но и его можно победить.

— Вероятно, — пожала плечами Жизель. — Я лишь хотела сказать, что раз уж господин де Пардальян пошел против вас — и это несмотря на всю его привязанность к нам, — значит, ваши замыслы представляются ему неблаговидными, а ведь шевалье — само воплощение чести. Конечно, у меня нет ни знаний, ни опыта, но мне известно, что негодное дело проиграно заранее.

— Это мы еще посмотрим! — воскликнул герцог.

Его отцовские чувства были уязвлены. И он горько спросил:

— Значит, если Пардальян против меня, вы уже считаете, что замыслы мои неблаговидны? Значит, вам все равно, что сам я думаю по этому поводу? Его мнение вам дороже… я не ожидал от вас такого отношения… и мне больно, очень больно.

Карл Ангулемский казался глубоко опечаленным. Жизель опустила голову, скрывая повисшие на ресницах слезы. Потом она посмотрела герцогу прямо в глаза и проговорила:

— Умоляю, отец, выслушайте вашу дочь, которая безмерно уважает и почитает вас и скорее умрет, чем позволит себе хоть одно оскорбительное слово. Если я думаю, что ваши замыслы неблаговидны, то это не только потому, что так считает господин де Пардалъян. который выступил против вас. Ведь вы заключили союз с женщиной, которая была самым заклятым врагом нашей семьи. С женщиной, которая причинила столько мук моей нежной, кроткой матери. Вам не следовало забывать об этом!

Но вы надеетесь на испанскую поддержку: на испанское золото и испанские войска. А ведь испанский король — давний недруг нашей страны, и он снова придет сюда убивать и грабить, придет по вашему зову, отец.