Жозеф Рони-старший - Вамирэх Страница 14

Приняв решение, он направился к берегу, работая веслом, изрезывая руки острыми листьями камышей, таща и подталкивая хрупкую лодочку, усталый, раздраженный, вынужденный часто останавливаться и подолгу отдыхать.

Наступал день; все казалось бледным изможденному человеку: и вода, и небо, и лес. Широкая река выдвигалась из тумана и снова терялась в нем.

Вот наконец берег. Вамирэх, высаживаясь и раздвигая высокие стебли растений, увидел пантеру в борьбе с маленьким мамонтом. Жалкое молодое травоядное напрасно старалось отогнать хоботом своего противника. Вдали виднелась мчавшаяся самка, спешившая на помощь к своему детенышу, и из камышей раздавался крик самца, очевидно, старавшегося вплавь добраться до берега. Но пантера одним прыжком очутилась на спине молодого мамонта и уже запустила когти в толстую кожу, собираясь вцепиться зубами в шею, когда охотник, охваченный жалостью, вмешался в дело. Он издал боевой крик, пустил свою острогу и направился к хищнику. Удар был слаб – острога едва окрасила кровью пятнистую шкуру; но пантера, ворча, все-таки выпустила свою жертву. В эту минуту показалась широкая голова мамонта-самца, и почти одновременно с ним появилась и самка. Тогда пантера скрылась в кустах, а семья громадных толстокожих удалилась, покачивая хоботами.

Вамирэх следил за их удаляющимися фигурами, радуясь, что оказал им услугу. Потом он взвалил себе на плечи лодку и пошел к опушке леса. Он потратил последние силы на собирание больших сучьев для укрепления своего убежища под лодкой. Чувствуя тяжесть во всем теле и спотыкаясь от слабости, он стал вбивать в землю, у подножия дерева, наиболее крепкие ветви, но вынужден был прервать работу: чувство оцепенения охватило его с удвоенной силой, он хотел присесть, но вместо этого повалился на землю почти без чувства и вскоре погрузился в тяжелый сон с мучительным бредом.

Глава XI

Мамонт

Небольшая прогалина виднелась среди буков, дубов и вязов. Она густо поросла сочной травой, перемешанной с лютиками, пушистым крестовником, цветущей крапивой. Под острыми травами, по листьям, цветам, стеблям и корням сновал целый мир насекомых.

Гигантская муха порхала в первых лучах солнца; оса садилась на венчики цветов; огромные бабочки раскачивались на своих бархатистых крыльях; тучи комаров поднимались с реки, ища убежища под листвой; легионы муравьев тащили травяных вшей, тычинки, зерна; паук подстерегал добычу из своей норы; могильщик искал падали, чтобы положить в нее свои яички; точильщик-часовщик стукался головой о кору вяза; сверчки засыпали, уставши трещать; уховертки поднимали свои клещи из глубины венчиков, и проворная жужелица, подобно тигру, набрасывалась на жука…

Человек, упавший на землю, поднял тревогу в лесу. Вокруг двуногого царя масса живых существ, занимавшихся исследованием сухих стволов и сучьев, слушала, смотрела и обоняла; остроконечные носы, тонкие уши, выпуклые глаза, похожие на черные жемчужины, длинные усики почуяли человека, поняли его слабость. Приблизились крысы, привлеченные ремнями, пропитанными костным мозгом; затем между верхними ветвями показались любопытные мордочки белок, подстерегаемых большой рысью.

Время шло. Солнечный свет залил прогалину. Поток жизни рос вместе с силой лучей; мухи прилетали все в большем и большем количестве; шмели и пчелы жужжали быстрее и звучнее; птицы стремительнее проносились внизу ветвей.

Гиена, обманувшаяся в своих надеждах на ночную добычу, голодная бродила между кустами своей волочащейся походкой. Она почуяла запах человеческого тела, смешанный с запахом кожи и жира, и подошла ближе; крысы разбежались; пожирательница трупов, не выходя из-за кустов, поняла, что человек не был мертв. Однако она не теряла надежды и в полудремоте притаилась в тени.

Длинные шелковистые лучи света все отвеснее падали сквозь просветы листвы; тени укоротились до наименьшего предела и снова стали расти. Человек все еще спал, и гиена сторожила его. Птицы утомились, и голоса их смолкли в больших деревьях; муравей раскачивал острые листья травы; шершень, цепляясь за тоненькую ножку цветка, сгибал его; мухи без умолку жужжали, сучья трещали под ногами стремительно бегущего стада ланей.

Часа через два после полудня шакалы, почуяв отвратительный запах гиены, собрались неподалеку, в той же части леса. И они засели в кустах; их алчное беспокойство, их зловещий крик оповестил воронов о предстоящей обильной добыче. Те слетелись целой стаей с громким карканьем; черная туча заслонила свет на прогалине, пока они не уселись на выбранном ими буке. С высоты четырех тысяч метров три ястреба заметили движение воронов и, ринувшись вниз с головокружительной быстротой, разместились на ближайшем дереве.

Эти алчные соперники окружали распростертого Вамирэха со взаимным недоверием друг к другу; ночные животные страстно желали наступления сумерек, дневные со страхом ожидали конца дня. Сперва они оставались в нерешительности, наблюдая друг за другом; затем шакалы отступили, испуганные соседством гиены; внезапный страх разогнал на минуту ястребов. Только вороны оставались невозмутимыми, сильные своей численностью, готовые растерзать врага железными клювами.

Они начали забавляться; восседая с комически важным видом на ветвях бука, вороны затеяли нечто вроде пляски, подвигаясь к оконечности ветви, пока один из них не падал; свалившийся в течение нескольких минут попархивал с ужаснейшим карканьем и снова возвращался на свое место. Их крики и игра вспугнули ночных животных; когда же с шумом, напоминавшим падающий град в лесу, крикуны тучей спустились на человека, гиена отступила, а шакалов охватило смятение…

Вороны все подвигались, в их движениях было что-то неловкое и забавное. В двух шагах от Вамирэха они остановились в сомнении; карканье их прекратилось, и старейшие стали совещаться низкими горловыми звуками, перемежая их движениями, похожими на плясовые. Но Вамирэх пошевелился и заставил воронов отступить; они снова расселись по веткам дерева.

Настало затишье, в котором был слышен только топот гиены и вопли шакалов; потом среди полного молчания послышалось тяжелое хлопанье крыльев, и три ястреба мгновенно спустились на землю. Они вытянули оголенные, крепкие шеи с красивым, пушистым белым ожерельем и долго стояли неподвижно, как стражи, приподняв плечи острым углом; их шеи как будто выскакивали из груди; крылья походили на плащ, украшенный бахромой из светлых коротких перьев. Они принадлежали к мощной породе; их распростертые крылья достигали восьми футов; сильные когти, жадно разрывавшие падаль, впивались в живую добычу лишь во время крайнего голода… Обсуждали ли они, насколько смерть близка к человеку, насколько энергия сохранилась еще в его могучих мышцах, в высоко поднимающейся груди, в крепкой шее? Птицы не двигались, но голодные шакалы остановились, и самый старый ястреб направился к белокурой голове Вамирэха.