Вальтер Скотт - Приключения Найджела Страница 143

— Тогда я вернусь к его величеству, — решительно заявил Ричи Мониплайз, — и не уйду, пока не получу назад заклада или денег. Я уполномочен действовать по своему усмотрению.

— Может, это и так, Ричи, а может быть, и нет, ибо твоими устами не всегда глаголет истина. Будь уверен, что я не заплачу тебе столь значительной суммы, пока не узнаю, правду ли ты говоришь. Тогда я дам тебе расписку и вручу деньги по первому требованию. А теперь, любезный Ричард Мониплайз из Касл Коллопа, близ Западных ворот в Эдинбурге, важные дела вынуждают меня вернуться к его величеству.

С этими словами он начал подниматься по лестнице обратно во дворец, добавив, как бы подводя итог всему сказанному:

— Джордж Гериот — старый воробей, его на мякине не проведешь.

Ричи окаменел на месте, когда увидел, как золотых дел мастер вошел во дворец, оставив его, Ричи, на бобах.

— Черт тебя побери, — пробормотал он, — хитрый старый сквалыга. Если ты честный человек, то это не значит, что кругом все жулики. Провалиться мне на этом месте, если я признаю себя побежденным. Помилуй нас бог, вон идет Лори Линклейтер, сейчас он пристанет ко мне с расспросами насчет ходатайства. Нет, клянусь святым Андреем, этого я не вынесу.

И сменив свою гордую поступь, какой он вошел утром во дворец, на неуклюжую рысцу, он с такой прытью пустился к ожидавшей его лодке, что отступление его, как говорится, было очень похоже на бегство.

Глава XXXII

Бенедикт

Здесь свадьбою не пахнет!

Как только мейстер Джордж Гериот вернулся в покои короля, Иаков осведомился у Максуэла, пришел ли граф Хантинглен, и, получив утвердительный ответ, приказал ввести его. Старый шотландский лорд склонился в поклоне, как то было положено, а король дал поцеловать ему свою руку и заговорил участливым голосом:

— В конфиденциальном послании, собственноручно написанном вам нынче утром в знак того, что мы ценим и помним вашу верную службу, мы уведомили вашу светлость, что будем вынуждены сообщить вам такие вести, которые потребуют от вас терпения и мужества. А потому мы советовали вам со вниманием прочесть наиболее выразительные места из Сенеки и из «De Consolatione» note 163 Боэция, чтобы подготовить, так сказать, спину под будущую ношу. Совет этот мы дали вам, опираясь на собственный опыт. «Non ignara mail, miseris succurrere disco», note 164 — говорит Дидона, и я мог бы сказать про себя «non ignarus», но изменить род значило бы нарушить просодию, о которой так заботятся наши английские подданные. Итак, лорд Хантинглен, я надеюсь, вы вняли нашему совету и заранее вооружились терпением… Venienti occurrite morbo, note 165 приготовляй лекарство, когда болезнь только надвигается.

— С позволения вашего величества, — ответил лорд Хантинглен, — я старый солдат, а не ученый. И если крепкая натура не выручит меня из беды, тогда, надеюсь, я найду утешение в текстах священного писания.

— Опять ты против учености, любезный. Библия, дорогой мой, — тут король притронулся к своей шапочке, — конечно, principium et ions; note 166 жаль только, что ваша светлость не может прочесть ее в оригинале. Хотя мы и покровительствовали переводу библии на английский язык, в предисловии к нему написано, что когда темные тучи угрожали нависнуть над страной после заката яркой западной звезды, королевы Елизаветы, наше появление, подобно восходу могучего солнца, мгновенно рассеяло сгущавшуюся мглу; хотя, стало быть, мы способствовали распространению, как там говорится, евангельского учения, а в особенности переводу писания с древних священных языков, мы, однако же, признаемся, что сами получали удовольствие только от чтения на древнееврейском и нас не могли удовлетворить ни латинский перевод семидесяти толковников, ни тем более английский перевод.

— С вашего разрешения, — сказал лорд Хантинглен, — если рассказ о дурных новостях, упомянутых в письме, которым вы меня удостоили, вашему величеству будет угодно отложить до тех пор, пока я не выучусь читать по древнееврейски, боюсь, что я умру, так и не узнав о несчастьях, постигших или грозящих постигнуть мой дом.

— Вы очень скоро их узнаете, милорд, — ответил король. — Как ни прискорбно, но я должен сказать, что ваш сын Дэлгарно, которого я считал чуть ли не святым, потому что он проводил все время со Стини и нашим сынком Чарлзом, оказался настоящим подлецом.

— Подлецом! — воскликнул лорд Хантинглен, и хотя, опомнившись, он тут же добавил: — Впрочем, так было угодно сказать вашему величеству, — тон, каким он произнес первое слово, заставил короля отшатнуться, как будто его ударили. Но Иаков быстро пришел в себя и сказал, надувшись, как всегда в минуты неудовольствия:

— Да, милорд, нам было угодно так сказать; non surdo canis note 167 — мы, слава богу, еще не оглохли, так что, пожалуйста, не повышайте голоса. Вот недурной документ, читайте и судите сами.

И король сунул в руки старому лорду бумагу, содержавшую историю леди Гермионы, где факты были изложены так сжато и ясно, что виновность лорда Дэлгарно, любовника леди Гермионы, постыдно ее обманувшего, казалась неоспоримой. Но какой отец легко согласится признать вину своего сына?

— Осмелюсь спросить ваше величество, — сказал лорд Хантинглен, — почему история эта не стала известна вам раньше? Эта женщина живет здесь много лет. Почему жалоба на моего сына не была принесена ею в ту же минуту, как она ступила на английскую землю?

— Скажи ему, как обстояло дело, Джорди, — промолвил король, обращаясь к Гериоту.

— Мне неприятно огорчать лорда Хантинглена, — ответил Гериот, — но я должен сказать правду. Леди Гермиона долгое время не могла решиться предать огласке обстоятельства своей жизни, а когда наконец взгляд ее на этот предмет изменился, необходимо было сперва разыскать доказательства, свидетельствующие о мнимом браке, а также связанные с ним письма и документы, которые по приезде в Париж, прежде чем я ее нашел, она оставила на хранение корреспонденту ее отца в этом городе. Впоследствии тот человек обанкротился; в результате этого несчастья документы леди Гермионы перешли в другие руки, и только несколько дней назад мне удалось напасть на след и получить их. Без этих уличающих бумаг было бы неблагоразумно подавать жалобу на лорда Дэлгарно, когда у него есть такие могущественные покровители.

— Дерзко с твоей стороны так говорить, — сказал король. — Я отлично понимаю, кого ты имеешь в виду. Ты думаешь, что Стини употребил бы все свое влияние, чтобы склонить чашу весов правосудия. Но ты забываешь, Джорди, чья рука держит весы. И к тому же ты несправедлив к бедному Стини: он сам признался перед нами и нашим Тайным советом, что Дэлгарно пытался отделаться от девушки и навязать ее ему, Стини, непорочному простодушному малому, выдав ее за женщину легкого поведения. При этом мнении Стини остался даже тогда, когда покинул ее, хотя на месте Стини мне показалось бы странным, что эта особа могла устоять перед таким молодцом, какой.