Александр Дюма - Парижские могикане. Том 1 Страница 148

— В ту минуту как он взялся за перо, чтобы подписать, или когда он положил перо, подписав бумагу? — уточнил Сальватор.

На сей раз г-н Жакаль совсем снял очки и пристально взглянул на Сальватора.

— Клянусь честью, господин Сальватор, — отвечал он, — если вы это знаете, значит, вам известно больше, чем мне и всему свету. Был уже подписан акт или маркиз должен был его подписать? «That is the question!»28, как сказал Гамлет. А маркиз так ничего и не сказал, по той весьма основательной причине, что хотя он и прожил еще три дня после этого несчастного случая, но так и не приходил в себя.

— Господин Жакаль! Вот так, с глазу на глаз, скажите положа руку на сердце, что вы об этом думаете?

— Я думаю, — отвечал полицейский, ловко уклоняясь от ответа, — что семейство, пожалуй, слишком сурово обошлось с бедным господином Конрадом.

— Сурово? Ба! Если акт не был подписан — во всяком случае, так утверждал нотариус, — то как, по-вашему, следовало относиться к незаконнорожденному? — спросил Сальватор.

— Было общеизвестно, что этот незаконнорожденный — сын маркиза Эмманюэля, — осмелился ввернуть г-н Жакаль.

— Да, но если бы семейство признало этот факт, пришлось бы отдать молодому человеку самое малое пятую часть того состояния, которое досталось бы ему по праву, будь он усыновлен; а эта пятая часть составляла что-то около двух миллионов!.. Выгоднее было все отрицать, самим наследовать и место в Палате пэров, и титул, и состояние, а незаконнорожденного — гнать! Ведь так они и сделали, не правда ли, господин Жакаль? И выгнали незаконнорожденного сына маркиза, верно?

— Который в конечном счете ушел очень достойно, оставив и своих лошадей в конюшнях, и экипажи в каретных сараях, и банковские билеты в секретере, — подхватил полицейский. — Даже его недруги признали, что он взял только две тысячи франков, принадлежавшие лично ему: он выиграл их накануне в экарте.

— Дьявольщина! — вскричал Сальватор. — Молодой человек, привыкший жить на широкую ногу так, как господин Конрад, недалеко уйдет с двумя тысячами франков!

— Вот тут вы ошибаетесь, сударь мой, — заметил полицейский. — Полиция, заботящаяся об обществе, приглядывает за такими вот разорившимися отпрысками знатных фамилий; на две тысячи франков он жил больше года, испробовав все возможности честно зарабатывать на жизнь, давая уроки музыки, рисования, английского и немецкого языков, — он был очень образован, бедняга! — но ему не повезло: он нигде не нашел работы; нужда толкнула его на крайность, и однажды, видя, что не может сам заработать на пропитание и ему остается лишь пойти на содержание к богатой женщине, стать сутенером или мошенником, он решил покончить с жизнью, купил у Лепажа пистолет — продавец потом признал этот пистолет — и отправился в последний раз пройтись по Тюильрийскому саду, Елисейским полям и в Булонский лес, чтобы проститься с бывшими приятелями и любовницами. Потом он пошел по улице Сент-Оноре, зашел в церковь святого Рока, помолился и оттуда вернулся в свою скромную комнатушку на улице Бюффон.

— Что же он сделал, когда вернулся к себе?

— Бог мой! Да то же, что только что сделали Коломбан и Кармелита. Написал длинное письмо, но не друзьям — их у него не было или, вернее, не осталось с тех пор, как дядя и его дети выгнали молодого человека из особняка на Паромной улице, — а полицейскому комиссару своего квартала. В этом письме он рассказал обо всем, что пережил за последние пятнадцать месяцев, о том, какую борьбу ему пришлось выдержать, о том, что не может больше так жить, о том, что принял решение пустить себе пулю в лоб, чтобы остаться честным человеком. После чего он лег, зажег свечу, прочел несколько страниц из «Новой Элоизы»о самоубийстве и застрелился.

— Ну, господин Жакаль, вы ходячая газета! — сказал Сальватор.

— О, в том, что я рассказываю вам обо всех этих подробностях, — отвечал полицейский, — особой заслуги нет: расследование самоубийств входит в мою специальность, и я составлял протокол о гибели господина Конрада.

— Неужели? — Да.

— Значит, именно вам, дорогой господин Жакаль, этот молодой человек обязан последними услугами, оказанными ему после самоубийства, а также констатацией смерти?

— Установить факт смерти оказалось делом несложным: из пистолета был произведен выстрел в упор, половину черепа снесло, а то, что осталось — обгорело. Таким образом, смерть пришлось констатировать, основываясь скорее на письме, чем на опознании трупа, изуродованного до неузнаваемости.

— Я полагаю, Вальженезов оповестили о том, что произошло?

— Я лично отправился к ним с этим известием и копией протокола.

— Очевидно, и известие и протокол произвели на них сильное впечатление?

— Да, сударь мой, сильное: они очень обрадовались.

— Понимаю, само существование этого молодого человека их беспокоило!

— Они попросили меня позаботиться о похоронах, вручили пятьсот франков, чтобы все было сделано в лучшем виде…

— Ах, какие благородные родственники!

— … и сказали, чтобы я принес им копию протокола о захоронении, как до этого вручил им копию протокола о самоубийстве.

— Что вы, надеюсь, и исполнили, господин Жакаль?

— Могу сказать, что все сделал по совести: проводил катафалк на кладбище Пер-Лашез, приказал на моих глазах опустить гроб в землю, купленную навечно, и положить на могиле камень, на котором написано только одно слово: «Конрад». Потом я сходил к господину маркизу де Вальженезу и сказал, что он может быть спокоен до второго пришествия: вероятно, с племянником он теперь увидится только в Иосафатовой долине.

— И в этой уверенности все семейство пребывает по сию пору, считая себя в полной безопасности? — уточнил Сальватор.

— А чего им бояться?

— Э-э, на свете случаются удивительные вещи!

— Да что может случиться?

— Дорогой господин Жакаль, мы уже в Ба-Мёдоне; будьте добры остановить карету.

Господин Жакаль подергал за шнур, подавая кучеру знак остановиться.

Кучер натянул вожжи.

Сальватор распахнул дверцу и вышел.

— Прошу прощения, — заметил г-н Жакаль, — вы не ответили…

— Что вы хотите узнать?

— Я спросил: «Что может случиться?»

— По поводу Конрада?

— Да.

— Что ж, господин Жакаль, может так случиться, что Конрад не умер и, следовательно, ему незачем ждать второго пришествия — господин маркиз де Вальженез может встретить его не только в Иосафатовой долине… Прощайте, дорогой господин Жакаль!

Сальватор захлопнул дверцу, оставив полицейского в таком замешательстве, что должен был сам приказать кучеру: