Виктория Руссо - Сонька - Золотая Ручка. Тайна знаменитой воровки Страница 15

— Какая приятная дама с вами, господин барон! — восхищенно произнес пышноусый мужчина, с трудом удерживающий свое тело вертикально. — Где таких раздают? Я бы взял парочку!

Услышав оскорбительную для Ольги реплику, Алексей Михайлович вскочил и угрожающе произнес:

— Хоть нынче дуэли и не в моде, а я бы с удовольствием с вами пострелялся! И если нужно, я набью вам морду, несмотря на то, что я вас бесконечно уважаю, Осип Яковлевич!

Мужчина растеряно уставился на него, затем на Ольгу и будто бы мигом протрезвел. Он выразил свое сожаление по поводу случившегося казуса, пояснив:

— Я прошу прощения у вас, Алексей Михайлович, и у вашей спутницы… Как вас по батюшке?

— Ольга Григорьевна, — спокойно и совсем без обиды произнесла дама, качнув пушистым черным пером на изящной шляпе.

— Я никак не могу привыкнуть к новшеству, что в ресторанах можно встретить приличную даму! И к тому же, одетую со вкусом и весьма привлекательную! Вы — божественны, Ольга Григорьевна, и я надеюсь вымолить у вас прощение за нанесенное оскорбление! Надеюсь, и ваш спутник простит меня за эту оплошность! — продолжал он свою оправдательную речь.

Разговорчивый мужчина оказался адвокатом из Одессы, приехавшим по делам. Как и Ольга, он тоже был евреем по национальности и не понаслышке знал, как трудно пробиваться к вершинам славы людям, лишенным поддержки сильных мира сего. К барону фон Штейну он относился с огромным уважением, тот помог ему в одном секретном деле, связанном с притеснением его народа. Благодаря Алексею Михайловичу он познакомился с нужными людьми в столице и стал победителем в безнадежном, на первый взгляд, деле. Осип Яковлевич Пергамен был человеком благодарным и никогда не забывал добра, поэтому поспешил принести свои извинения, ругая себя за безалаберность и невнимательность к деталям.

— А ведь в адвокатском деле именно благодаря чуткости и наблюдательности возможны победы! — констатировал он. Получив прощение, повеселевший Осип Яковлевич откланялся и поспешил на вокзал, опасаясь опоздать на поезд в родные края.

— Вы не обижайтесь на него, Оленька, Пергамент — человек ответственный, незлой и профессиональный…

— Как вы его назвали? — уточнила повеселевшая дама, издав девчачий смешок, чем умилила старика-собеседника.

— Его фамилия — Пергамент! Я думаю, Осипа Яковлевича ждет большое будущее! Причем не только, как адвоката, но и общественного деятеля. У него для этого есть все задатки.

— Полно вспоминать его! Он уже на полпути в Одессу! — отмахнулась молодая женщина, но, тут же спохватившись, уточнила который час, сетуя на то, что в компании приятного мужчины время летит незаметно.

— Вы хотите оставить меня в одиночестве? — голос пожилого человека дрогнул, плечи его опустились, а взгляд погас. — Мы ведь толком и не поговорили! Я совсем немного рассказал о себе, но главное, ничего не узнал о вашей персоне?

— И что вы хотите знать? — насторожилась Ольга, предполагая, что он начнет задавать дотошные вопросы по поводу того, как она оказалась в его номере, но к удивлению женщины его интересовал только один вопрос: занято ли ее сердце?

Ольга сделала вид, что очень смутилась, и некоторое время молчала, принимая решение: какую часть правды поведать человеку, с которым она в ближайшее время свяжет свою судьбу.

— Я вам откроюсь, Алексей Михайлович, но очень хочу, чтобы вы не судили меня строго, — произнесла дама как будто через силу. Сидящий напротив мужчина заерзал, а она сделала знак официанту и попросила принести еще наливки. Она делала вид, что никак не может начать разговор, а барон заметно нервничал и покрылся испариной. Ольге вдруг пришла мысль, что своим спектаклем она доведет своего пожилого зрителя до сердечного приступа, ведь бог знает, что происходит в голове этого порядочного человека.

— Я уже была замужем, — начала, наконец, она, отпив из рюмки смородиновое успокоительное.

— Вы овдовели, как и я? И у вас остались дети от предыдущего брака? — осыпал ее вопросами мужчина.

— Все намного хуже!

— Вы убили мужа и сидели в тюрьме?!

Наливка сделала свое коварное дело, и барон фон Штейн стал немного распущеннее, позволяя себе не уместный юмор. Он тут же начал страстно извиняться, но Ольга попросила его помолчать и уверенно произнесла:

— Я разведена!

Видя, что брови собеседника встретились на переносице, она торопливо продолжила свое повествование о том, как долго ждала истинной любви, но сверстники ее не интересовали, она с ранних лет испытывала интерес к мужчинам постарше.

— Мой супруг был другом отца и часто приходил в наш дом. Все свободное время я проводила за вышиванием или за молитвами. Мои добродетели были замечены, и он стал проявлять знаки внимания. Мои учтивость и вежливость, видимо, ошибочно были приняты за более глубокий интерес к его персоне, и тогда этот человек попросил у отца моей руки, не поинтересовавшись у меня, испытываю ли я хоть какие-то чувства к нему.

Я умоляла родителей не совершать этого поступка, но они твердили: «Ты для нас обуза!», и отдали меня этому человеку, сделав самой несчастной на свете… Нужно ли говорить, что ни единого дня, проведенного рядом с ним, я не была счастлива! Став моим мужем, он сразу сделался очень скупым и жестоким, хотя раньше баловал меня подарками и любезностями. Не один раз мне приходилось скрывать следы побоев от немногочисленной в доме прислуги, чтобы избежать пересудов. Я даже хотела…, — Ольга так погрузилась в свой спектакль, что на самом деле чуть не зарыдала, спазм сдавил ее горло. — Это грех — я знаю! Но я думала удавиться!

Женщина выпила еще наливки, а потом попросила прощения за то, что вывалила все это на барона.

— Что вы! Я готов вас слушать хоть до утра! Хоть до завтрашнего вечера! Да хоть… и всю оставшуюся жизнь! В каком-то произведении — не вспомню — кто-то кого-то назвал «луч света в темном царстве». Так вот вы — мой луч! Я ведь пришел в гостиницу… стыдно признаться…

— Признайтесь! — затаив дыхание, просила Ольга.

— Я, как и вы, грешным делом решил подвести черту под своей не сложившейся скучной жизнью и стать висельником!

Женщина вдруг вскрикнула и закрыла лицо руками, будто чего-то очень сильно напугалась. Несколько мужчин, сидящих за соседними столиками, озадаченно уставились на чувствительную барышню, но быстро потеряли к ней интерес, казалось, смирившись с присутствием дамы в совсем не женском помещении.

— Простите, что я вас пугаю! Я снял номер, потому что осквернять дом, в котором я прожил много лет, я не могу подобным поступком… Но вы, Оленька, примирили меня с собой! Теперь скажите: могу ли я рассчитывать на такую любезность с вашей стороны… То есть могу ли я хотя бы мечтать… Нет, не так… Словом, рассматриваете вы в будущем замужество с таким человеком, который…