Альберто Васкес-Фигероа - Монтенегро Страница 15

Среди них, впрочем, было немало и таких, кто в принципе не желал подчиняться никаким законам, справедливым или несправедливым, а потому они решили уйти жить к туземцам, наплевав на все предписания короны. Однако в первые дни трудно было разобраться, кто из этих людей настоящий преступник, а кто — всего лишь недовольный режимом поселенец.

И те, и другие вели себя вполне мирно, основывая свои поселения и не пытаясь притеснять местных жителей. Едва ли историки последующих времен это учитывали, описывая великие подвиги конкистадоров; хотя отчасти они были правы, поскольку эти люди показали дорогу настоящим завоевателям, явившимся позднее с аркебузами, барабанами и трубами.

Большинство этих поселений в конце концов были уничтожены туземцами или тихо вымерли сами собой, но некоторым из них повезло сохраниться: не столько благодаря несомненному могуществу огня и пороха, сколько благодаря тому, что поселенцы породнились с местными жителями и стали с ними единым народом.

К несчастью, независимо от того, явились ли они туда с добрыми или дурными намерениями, несли с собой войну или мир, любовь или ненависть — они несли также и болезни, проклятие своей расы, привезенное из-за моря, против которых местные жители оказались совершенно беззащитны.

Они несли с собой смерть, и смерть эта была невидимой.

Но была ли в том их вина?

Чья вина в том, что на бесчисленных островах и островках Карибского моря, где прежде жили здоровые и счастливые люди, остались одни трупы?

Несомненно, виной тому было невежество.

Всего лишь невежество, ведь чужаки не имели ни малейшего понятия о крошечных, невидимых глазу существах, способных, тем не менее, за считанные дни свести в могилу самого сильного и выносливого человека. Именно на совести этих существ все те миллионы жертв, павших менее чем за полвека во времена неистового нашествия на Новый Свет, поскольку никто в то время даже не предполагал, что в мире могут существовать создания столь малых размеров.

Сейчас, в свете новых научных открытий, мы совершенно иначе смотрим на определенные периоды истории, особенно те, что касаются эпидемий, но в то время беглым испанцам даже в голову не могло прийти, что такие обычные и вполне безобидные для них болезни, как свиная чума, корь, грипп или банальная простуда, могут полностью уничтожить целые племена голых дикарей.

Они всего лишь хотели спасти шею от гнева вице-короля, и неудивительно, что, завидев вдали скользящее по воде «Чудо», тут же скрылись в горах и издали наблюдали, как группа моряков набирает питьевую воду из маленького ручья.

— Мы обнаружили следы христиан, — сообщил, вернувшись на корабль, боцман, возглавлявший экспедицию. — Но не смогли связаться ни с ними, ни с местными жителями.

— Скверно, что все они прячутся, — заметил Бонифасио Кабрера. — Если так и дальше пойдет, кого мы будем расспрашивать?

— Придется изловчиться, — ответила донья Мариана. — Хотя это будет непросто, если учесть, как мало здесь наших людей, к тому же они не доверяют друг другу.

— Возможно, на Твердой Земле, где не распространилось влияние Колумбов, дела обстоят по-другому.

— Полагаете, там живут христиане?

— Сомневаюсь.

Христиан и в самом деле там не оказалось, за исключением следов пребывания кораблей Алонсо де Охеды, хотя однажды утром, спустя почти месяц после начала путешествия, их взорам предстало нечто действительно впечатляющее. В то утро они достигли, как им показалось, огромного пустынного острова, и здесь, в тихой бухте, лежал остов старого португальского корабля.

От потрепанного «Сан-Бенто», когда-то подобравшего в океане Сьенфуэгоса, теперь мало что осталось, а от когда-то столь тучного капитана Эвклидеса Ботейро, умершего в своем кресле на вершине дюны — лишь куча костей, обтянутых высохшей кожей, которыми побрезговали даже грифы.

Тем не менее, весь пляж оказался прямо-таки усеян различными предметами с корабля, и экипаж «Чуда» весь день размышлял, каким ветром португальский корабль занесло в этот богом забытый уголок планеты и как могло случиться, что он потерпел крушение так далеко от родных мест.

В капитанской каюте не нашлось ни судового журнала, ни вообще каких-либо документов, которые могли бы пролить свет на причины таинственного плавания, поскольку было ясно, что это никоим образом не пиратский корабль: слишком плохо вооружен, да и такелаж явно не приспособлен для того, чтобы развивать приличную скорость.

— И сколько времени он здесь пролежал? — спросила донья Мариана.

— Год, — уверенно заявил капитан Соленый. — Максимум два.

— А что стало с командой?

— Кто знает!

Они послали дюжину хорошо вооруженных людей обследовать внутреннюю часть предполагаемого острова, но отряд вернулся к вечеру, убедившись, что ни дикари, ни христиане не могли бы выжить в этих местах.

— Эта земля проклята всеми богами, — заявили они. — Песок и кактусы, куда ни глянь, правда, пыльная дымка скрывает горизонт.

Они бросили якорь и остановились на ночлег в миле от берега, теша себя надеждой, что с приходом нового дня смогут выяснить хоть что-нибудь о людях, которые пересекли Сумрачный океан на борту этого обшарпанного судёнышка, об их происхождении и о том, куда они держали курс. Однако наступившее утро выдалось пасмурным и ветреным, придав остову «Сан-Бенто» еще более призрачный вид, и в конце концов они подняли якорь и взяли курс на восток, оставив позади то, что совсем скоро превратится лишь в груду деревянных обломков, занесенных песком.

В середине дня они вошли в устье залива, который Алонсо де Охеда окрестил «Маленькой Венецией», то есть Венесуэлой.

Стояла невыносимая жара; воздух был настолько сухим и удушающим, каким никогда не был даже в худшие дни в ныне покинутой Изабелле. Когда же они пересекли грязную вонючую протоку, соединяющую залив с озером Маракайбо, ветер внезапно стих, и путешественники почувствовали себя словно в раскаленной печи.

Вода, спокойная и сверкающая, словно отполированная, бросала стальные отблески под лучами солнца, слепя глаза, и невозможно было отыскать на горизонте поселения с домами на столбах, о которых так воодушевленно рассказывали Охеда и мастер Хуан де ла Коса.

— Здесь живут одни ящерицы... — сказал дон Луис де Торрес, глубоко вдохнув, поскольку воздух отказывался проникать в легкие. — Сомневаюсь, что наш друг Сьенфуэгос настолько обезумел, что решил здесь остаться.

Солнце палило так, словно всей душой ненавидело (или, наоборот, любило) это озеро, больше, чем любое другое место на планете, и пришлось добрых два часа собираться с духом, чтобы решиться двинуться с места.