Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев Страница 15

Пока Распутин прислушивался к своему организму, глаза его адаптировались к дневному свету и разглядели Анну, неловко боком сидящую на стуле с запрокинутой головой. “Господи, да что тут произошло? Что с моим медиумом? ”

Анна встрепенулась от прикосновения руки, подняла подрагивающие воспалённые веки, слабо улыбнулась. Вчерашние изумрудно-карие глаза сегодня окрасились в цвет густого янтаря и смотрели на Распутина, словно на ожившего сфинкса с набережной Петербурга. Он даже оглянулся, предположив за своей спиной нахождение объекта, достойного такого пристального, молчаливого внимания.

– Что-то случилось? Что-то пошло не по плану? Как быстро я заснул?

– Ну, здравствуйте, товарищ полковник медицинской службы и сил специальных операций Российской Федерации, – пересохшими губами прошептала Анна, не отвечая на вопрос и не отводя глаз. – Прежде всего, хочу спросить, остаётся ли в силе ваше предложение, учитывая, что я, как оказалось, старше вас почти на 100 лет?

Распутин провалился обратно в кресло.

– Похоже, что вместо содержания картотеки Дальберга я рассказал что-то другое?

– Да нет, – Анна кивнула и сжала руками виски. – Голова очень болит, хотя это не так уж и страшно. Поначалу подумала, что схожу с ума. Вы всё рассказали так, как надо, Григорий Ефимович, продиктовали содержание картотеки, и я честно всё записала. Но потом не отреагировали на мою команду проснуться… Я испугалась… Однако ваши дыхание и пульс были ровные, спокойные. Подумала, что вы просто очень устали, решила дать вам и себе маленькую передышку – я же писала, не разгибаясь, почти три часа… Хотела налить чаю, неловко взяла чашку, та упала – разбилась… И тут вы как заорали “Служу Отечеству!”, а потом сразу “Да я готов неделю полы мыть!” [14]

– Ну да, конечно! – Распутин заложил руки за голову и мечтательно закатил глаза, – всё правильно. Я разбил кувшин великолепного черногорского вина в тот момент, когда Лёха объявил мне о восстановлении на службе и присвоении очередного звания… О чём ещё я тебе поведал?

– С той минуты – обо всём, – Анна вздохнула, будто всхлипнула, – во всяком случае, мне так показалось… Я сначала подумала, что вы бредите, взяла вас за руку, а вы попросили, чтобы я не отпускала, потому что вам страшно… И говорили-говорили… Про взрывы жилых домов со спящими людьми там, в будущем, отстоящем от нас на восемьдесят лет, про вторую чеченскую войну, про войну на Балканах и про Косово, про вашу Любицу, Душенку, этот страшный бой с албанцами, когда погибла ваша жена, про банкиропад, который вы с Ежовым устроили… Всё, вплоть до вашего возвращения в Россию в непостижимом для меня 2019-ом году…

– А что случилось дальше, тоже известно?

– Про епитимью – да, но без подробностей… Я знаю, что вы хотите, зачем вам это надо и готова помогать… Вообще – на всё готова, хоть и голова идёт кругом от услышанного. Главное, что я поняла – за предстоящий век по сути ничего не изменится. Спустя сто лет будет всё так же, как и сегодня. Единственными союзниками России будут наши мальчики в шинелях и бушлатах, а главный враг – внесословная наднациональная империя лжи, населенная бесноватыми кочевниками-мародёрами, не признающими ни божьего закона, ни человеческого, но только мошну и жажду власти. Нам надо постараться сохранить в живых первых и загнать в ад вторых. Я правильно всё поняла?

– Абсолютно! – Григорий склонился к её коленям и снова припал губами к руке. – Я понял, почему после пробуждения не испытываю привычных страданий от потерь прошлого… Вместо или вместе с извлечением информации из тайников моей памяти, у тебя… у вас получилось провести сеанс регрессивного гипноза и исцелить если не мою душу, то хотя бы моё бренное тело от постоянных физических страданий. Спасибо, Аня![15]

Анна положила вторую ладонь ему на голову и разворошила непослушные волосы.

– А ещё я поняла, что хотела бы быть врачом, как ты…

– Я за эту ночь успел прочитать тебе курс пропедевтики? – хихикнул в её ладошку Григорий, не отрывая губ от руки.

– Ты успел заставить меня потерять голову, – улыбнулась она уголками губ, – всё остальное – прилагается. Наверно поэтому так болит, словно в ней поселился кузнец с молотом, наковальней и всё куёт, куёт…

– В таком случае, – Распутин нехотя оторвал губы от прохладных пальцев Анны, – я должен вернуться к своим врачебным обязанностям и спасти прекрасную даму от этого невыносимого молотобойца. А когда тебе полегчает, мы обязательно займёмся вот этим, – и Григорий кивнул на стопку забытых листов, исписанных ровным, каллиграфическим почерком.

Глава 7. БДСМ

– Хассе! Меня не ждать, буду только завтра!

Немолодая, но ещё очень привлекательная дама с гибким станом, способным внушить зависть любой нимфетке, впорхнула в авто, успев по дороге опустить на лицо вуаль и засунуть ручки, обтянутые тонкими лайковыми перчатками, в песцовую муфту.

– Как скажете, фру Суменсон, – почтительно поклонился привратник и поморщился, провожая взглядом угловатую, тарахтящую, дымящую, воняющую повозку, не подходящую столь воздушной, грациозной пассажирке.

Дама, названная привратником “Суменсон”, сама давно не ездила по вызовам. Новые солидные дела, привлекательные возможности и большие люди поглощали её время без остатка. Лишь иногда и только по рекомендациям старых клиентов, ставших добрыми друзьями, она позволяла себе забытые шалости, дарившие ей иллюзию замедления беспокойного и неумолимого бега времени, возвращая в те дни, когда совсем юная куртизанка ловила на себе похотливые взгляды обладателей тугих кошельков, раздевавших её своими потными ручонками, пока она небезуспешно опустошала содержимое их карманов.

Вот и этот вызов, оформленный в виде нижайшей просьбы от знакомого святоши, регулярно пренебрегающего целибатом в её объятиях, был тем случаем, когда отказываться было неправильно и недальновидно. Клиент, как сказал иезуит, был хоть и состоятельным, но не полностью дееспособным, а фру Суменсон не претило обычное человеческое сострадание, особенно, когда оно подкреплялось звонкой монеткой солидного номинала.

Фешенебельный отель Stallmästaregården стоял тёмен и молчалив – зимние месяцы традиционно считались “мёртвым сезоном”,