Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста - Татьяна Юрьевна Сергеева Страница 15

— Господь ему судья… — Думая о своём, перевёл разговор на другую тему Фальконет. — Я — француз. Мне немало лет, но только сейчас я приступил к главному делу всей своей жизни. И как бы мне генерал Бецкой ни мешал, я выполню его… А Вы, мой друг, — грек, и в деле моём — моя правая рука… Разве не промысел Божий, что мы оба сейчас в России служим?

— В тени чужой славы жизнь проводить — занятие мало весёлое… — Мрачно отозвался Ласкари.

— Э, шевалье… Вы молоды… А что может быть лучше молодости! При таком покровителе, как генерал Бецкой, Вы на своём коне намного дальше ускачете, чем мой Пётр Великий, которому генерал пути не даёт… Новый чин, я вижу, Вы каждый год получаете…

— Пустяки! — отмахнулся Ласкари. — У государыни кучер в чине подполковника! Вас, профессор Фальконет, потомки и без чинов не забудут, а я до генерала дослужусь — вряд ли кто вспомнит……

— Мы сегодня с Вами мрачно настроены, а от дурных мыслей лечит только работа… В моём кабинете на столе, шевалье, лежит список всего, что нам надобно, чтобы закончить к сроку Большую модель… Проверьте, не забыл ли я чего… И скачите в Контору строений, просите, чтоб не мешкали, а за мной задержки не будет… Экипаж мой можете брать, когда пожелаете… Он всегда наготове у крыльца.

— Благодарю Вас, верхом быстрее будет… Так на Вашем столе список, говорите?

Он ушёл, а Фальконет, вздохнув, вновь погрузился в работу. Он не услышал, как в мастерскую вошёл Пётр Иваныч Мелиссино. Полковник растерянно потоптался у дверей, но спросил громко и зычно.

— Где тут профессор Фальконет?

Фальконет, не сразу оторвался от модели, повернулся к гостю. Мелиссино несколько смутился.

— Не признал я Вас, профессор Фальконет… Простите великодушно…

— Меня в рабочем одеянии, да перемазанного глиной мало кто признать может… Проходите, дорогой Пётр Иваныч! Слов нет, как я рад видеть Вас …

Фальконет был, действительно, очень рад появлению Мелиссино. Узнав, что Пётр Иваныч ненадолго прибыл из армии в Петербург, тотчас же стал искать с ним встречи, а повстречав, обратился к нему с самой нижайшей просьбой. Что было делать? Берейтор, с которым так славно было работать, от безденежья в Москву собрался бежать… Фальконет писал императрице, просил слёзно повысить и жалованье ему, и чин… Неделя прошла — ответа нет, а без натуры ваятель никак не мог…

— Так что ж… — Мелиссино был весьма польщён вниманием знаменитого художника, о котором только и разговору было теперь в Петербурге. — Я домой, и в самом деле, ненадолго, и потому готов приступить к делу, немедля… Каких лошадей Вам императрица из своей конюшни предоставила?

— Кони великолепны! Бриллиант и Каприз, знаете верно? Их так смешно конюхи величают, с французской приставкой «де» — «де Бриллиант» и «де Каприз»…

— Знаю, знаю… Велика честь — любимые лошади государыни… Так мы идём?

Фальконет вытер руки от глины.

— Вы сейчас увидите, Пётр Иваныч… — Заторопился он. — Мне сделали специальный помост…. Этакую горку… Она имеет такой же наклон, как будет иметь подножие монумента… Вам придётся много-много раз взлетать на этот постамент… Я изучаю, я исследую, зарисовываю, леплю каждую деталь, рассматриваю её сверху, снизу, спереди, сзади, с боков…

— Мне это весьма интересно и не терпится начать…

Они прошли в смежное помещение. Это был просторный сарай с деревянным наклонным постаментом. В глубине сарая конюх едва сдерживал танцующую на месте великолепную лошадь. Мелиссино принял поводья, легко вспрыгнул в седло, похлопал коня по шее. Лошадь, почувствовав опытного наездника, довольно закивала головой. Мелиссино сейчас, и в самом деле, был похож на Петра Великого. Фальконет, стоявший у подножия постамента с другой стороны сарая, невольно залюбовался им. Он дал знак, и полковник, пришпорив коня, взлетел на помост…

И началась кропотливая работа. Фальконет делал эскизы — один рисунок, другой, третий… Мелиссино был неутомим. Фальконет тоже. Ноги коня застывали на мгновение почти над его головой.

А в это время в портретолитейном доме появилась Дарья Дмитриевна. Она, конечно, постучала, сначала тихонько, потом погромче. За дверью была тишина. Дарья Дмитриевна осторожно вошла, огляделась. Прямо перед ней стоял, поднятый на дыбы, великолепный конь. Он был так похож на живого и настоящего, что девушка тихонько охнула, попятилась, а потом стала осторожно обходить его кругом, рассматривая со всех сторон. И тут прямо на неё, уткнувшись в какие-то бумаги, вышел из кабинета Ласкари.

— Профессор Фальконет, Вы забыли записать верёвки, клей, восковые свечи и проволоку… — Он поднял глаза. — Бог мой, Вы? Здесь? Дарья Дмитриевна!

Дарья Дмитриевна встрепенулась, приняла независимый и неприступный вид, который постоянно стала напускать на себя при встрече с Ласкари. Он просто преследовал её в последнее время: на всех куртагах, на которые она была приглашена, рядом неизменно был шевалье. Он не давал ей ни с кем танцевать, постоянно закрывал её спиной от кавалеров, за столом его куверт оказывался рядом, и при разъезде гостей, он непременно сам провожал её в карету, рискуя оказаться под копытами бестолково топчущихся шестёрок и четверок, которых лихие кучера стремились первыми подвести к подъезду. Лошади, запряжённые цугом, ржали, поднимались на дыбы, путались упряжи и цеплялись оглобли, оказаться в центре этой давки было очень опасно. Но Ласкари был отчаянно смел и весьма ловок, ему удавалось не только увернуться от копыт лошадей и кнута кучеров, но и усаживать Дарью Дмитриевну в карету одной из первых, вызывая тем самым раздражение и гнев прочих кавалеров.

— Как я рад Вас видеть!

Он крепко схватил её за руку, но Дарья Дмитриевна решительно освободилась, отодвинулась от него.

— Вы слишком дерзки, шевалье! Мне давно следует пожаловаться на Вас дядюшке… Если Вы ещё раз подойдёте ко мне ближе, чем на два, нет, на три локтя, я повернусь и уйду!

— Нет, нет! Не уходите! Клянусь, впредь я буду сдержан, как монах… Что привело Вас сюда?

Дарья Дмитриевна, отодвинулась от него ещё дальше.

— Дядюшка мой, прибыв всего на неделю из армии, вдруг согласился позировать Фальконету… Он должен был приехать сюда в два часа пополудни, и велел мне в четыре здесь его дожидаться. Не видали Вы его?

— Должно быть, они прямо к постаменту направились… Я готов Вас сопровождать, куда угодно, хоть в преисподнюю…

Дарья Дмитриевна снисходительно улыбнулась.

— Ну, уж нет… Туда сами ступайте, коли желаете… А меня к дядюшке проводите.

Ласкари протянул было к ней руку, но она отпрыгнула от него в дальний угол мастерской.

— Три локтя, шевалье!

Ласкари сделал