Александр Ильченко - Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица Страница 152

— С коих пор ты стал рыцарем, Пришейкобылехвост? — язвительно спросил Прудивус, усматривая в поведении товарища вовсе не то, что́ Данило хотел показать.

— Не могу я терпеть, когда какой-то грязнуля…

— Ого, какой смелый!

— Еще бы! — И Данило опять бросился было к тому чужинцу с молодицей, но Прудивус, видя, что Данило прикидывается дураком, лишь бы толкнуть товарищей на неосторожный шаг в стане врага, спросил:

— Тебе, может, хочется, чтобы всех нас поскорей схватили однокрыловцы?

— Ты же — немец! — лукавя, напомнил Данило.

— Я и забыл! — ахнул Прудивус и, догнав угрина, что уже тащил молодицу в пустой двор недавно сожженной хаты, крикнул: — Хальт! — первое слово, вспомнившееся по-немецки, и, увидев, как побледнел перед грозным рейтаром чужинец, выкрикнул еще одно слово: — Швайн! — и двинул прыткого волокиту в ухо.

Бросив дебелую молодицу, воитель кинулся прочь и побежал — даже пыль столбом закрутилась, а Пришейкобылехвост молвил:

— Ишь как! — и почесал затылок, ибо вовсе не на то рассчитывал. — А ты боялся! — пренебрежительно буркнул он Прудивусу и вновь предложил: — Передохнем!

— Нет, — отвечал Прудивус.

— Пропадаю! — взвизгнул Данило и нежданно спросил — А вы замечали, что пыль дорожная пахнет грушами? А? — и проговорил с укором: — Ну чего ты так, Прудивус, торопишься? Чего ты боишься? Ты же сам сейчас видел, что боятся тебя самого. Видел же? Видел?

— Шш! — зашипел на него Покивай. — Если ты еще…

— Узнаешь, чем пахнет кулак! — закончил Тимош.

— Ландышем пахнет! — добавил Покиван.

— Я дальше не пойду! — вдруг объявил Пришейкобылехвост и сел на землю, прямо в дорожную пыль, снова чем-то напомнив пана Демида Стародупского.

— Встань! — приказал Прудивус.

Зарычав, кинулся к нему и Песик Ложка.

Но пан Данило лег.

— Оставь свои шутки, мерзавец! — прошипел Покивай.

Но Пришейкобылехвост слов этих будто и не слышал.

Тогда Покиван его ударил.

Так себе, не то чтоб очень, однако ударил.

Кулаком в бок.

Пришейкобылехвост внезапно заорал:

— Ратуйте!

Тогда Покиван пнул Данила чеботом.

А Ложка преспокойно хватил зубами за лытку и аж сплюнул бедняга, так ему стало тошно.

— Убивают! — завопил Данило.

Но удивительное дело: никто из прохожих на те вопли и не обернулся.

Кто был поблизости — даже кинулись прочь, подальше от греха: ведь было то делом обычным, что рейтар лупцует нашего, — да и кто отважится прийти на помощь!

Проходили там по улице и наемники Однокрыла, были меж ними и немцы, и Пришейкобылехвост, завидя их, стал кричать:

— Майне геррен! Это ж — рейтар не настоящий!

Однако на сей крик никто внимания не обратил, ибо рейтары, что проходили мимо, по-нашему не смыслили, а Прудивус так хитро подмигивал им, что те разумели: путаться в сложные отношения промеж шутником-рыцарем и его крикливым знакомцем из местного быдла — нет никаких оснований.

— Экая дрянь! — кивнул на Данила Иван Покиван.

— Он… этот рейтар… он переодетый лицедей! — визжал Пришейкобылехвост, но те, кто понимал его крики, на подмогу не спешили, а кто не понимал — тем было вовсе безразлично, чего, собственно, сердится немец, чего разбрехалась его собачка такса, чего верещит сей лысый и толстый туземец.

Вот почему никто не мешал Прудивусу, Ложке и Покивану тащить изменника-лицедея куда надобно, и вскоре они все трое оказались подле корчмы Янкеля Гирша, где они надеялись найти хоть какое-нибудь пристанище, еду и одежонку, затем что Прудивусу не терпелось поскорее переодеться: роль рейтара ему уже наскучила.

Они, все трое, четвертый — Ложка, стояли меж старыми тополями против корчмы.

Но… корчмы там уже не было.

Осталось лишь пепелище от той корчмы, где хлопцы, странствуя, не раз ночевали, зная твердо, что Янкель им — самый лучший, самый верный друг, пока, разумеется, у них водятся денежки…

Ни корчмы, ни корчмаря не нашли они здесь, а вести «пленников» по улицам малого хутора было небезопасно, ибо на первом же углу Пришейкобылехвост мог выдать их с головой, и Прудивус, со злостью двинув каблуком в зад бывшего товарища, сказал ему:

— Иди-ка ты к… — и выложил все, что думал.

— А вы? — спросил Данило.

— Мы туда не пойдем, — сморщился Иван Покивай. И обернулся к Прудивусу: — Надобно его сейчас порешить.

— Как?

— Потихоньку… как-нибудь.

Услышав сие, Пришейкобылехвост хотел было уже завопить караул, да с перепугу онемел и голоса, бедняга, лишился.

— Где ж мы его? — спросил Прудивус.

— А тут… — оглянулся Иван Покиван. — Ни души!

— Кричать станет.

— Раз-раз ножом… и всё!

— А кто это сделает? — спросил Прудивус.

— Ты…

— Отчего ж это я? — удивился Прудивус.

— Ты ж — рейтар!

— Нет, нет! Только не я!

— Почему же? За милую душу зарежешь!

— Я никого еще не убивал.

— А я?

— Сам же ты придумал.

— Коли отпустим его, выдаст. Тогда прощайся…

— Да оно так… — И Прудивус задумался, а Песик Ложка, с укором поглядывая, осуждая его говорящим взглядом, тихонько рычал. — Нет, не могу, — сказал, подумав, Тимош. — А ты?

Иван не ответил.

Тогда Прудивус так гаркнул своим басом на Данила, который уже чуть опамятовался и собирался завопить, что тот осекся вновь.

— Иди от нас, мерзавец! — крикнул Тимош.

— Иди, стервец, иди! — добавил и Покиван.

Гавкнул что-то и Ложка.

А Пришейкобылехвост, еще не веря своему счастью, окаменел и с места двинуться не мог.

— Прочь, паскуда! — заорал Иван Покиван и кинулся к нему с кулаками, отчего Пришейкобылехвост так пустился бежать, точно его метнули из пращи.

— Он таки выдаст нас, — кивнул ему вслед Покиван. — Надо б нам отсюда… куда-нибудь подале.

— Нет. Я спешу к хате Алексея Ушакова. Пообещал… Дитя же…

— Идем вместе, — предложил Покиван.

— Нет. Там — гнездо однокрыловцев. Да и сам гетман…

— А как же ты?

— Если схватят обоих, кто же станет читать добрым людям письма мирославцев? — спросил Тимош.

— Давай так: схороним письма где-нибудь здесь, вот хотя бы под этим камнем. А сегодня вечером тут же и встретимся… А?

— Жди до рассвета! — молвил Прудивус, обнимая худющего друга.

— До послезавтра! Буду ждать…

— Ладно. Коли не дождешься, иди в Киев без меня, один. Читай доро́гой письма в корчмах, на базарах. Держись как подобает. Береги себя. А пока я сегодня буду ходить, чтобы к тебе не привязался кто-нибудь, попробуй тут маленько без меня… Покажи свои штуки на майдане. Пусть к тебе привыкают…