Густав Эмар - Карденио Страница 16

Между тем сиу заметили смятение, произошедшее в стане белых, и, повинуясь приказу предводителя, быстро переплыли реку и снова осадили имение. На этот раз напрасны были все усилия защитников. С криками краснокожие ворвались во двор и бросились к дому.

– В башню! – громким голосом приказал дон Бартас.

В продолжение еще четверти часа плантатор, Карденио, незнакомец и оба управляющих с отчаянной храбростью отражали нападение краснокожих. И только убедившись, что дом пуст и все его обитатели укрылись в башне, они начали отступать по направлению к подъемному мосту, ведущему к башне. Достигнув его, пятеро храбрецов бросились вперед, смяли ряды преследующих и, пользуясь заминкой противника, перебежали мост, который тотчас же поднялся за ними.

Теперь за толстыми стенами башни они были в безопасности и могли долго выдержать осаду. Но какой ценой купили они свое отступление!

Оба управляющих были опасно ранены; рана дона Сегюро была смертельна. Добравшись до башни, он потерял остаток сил и рухнул без сознания на пол.

Незнакомец получил несколько легких ран, шпага его была вся в крови. Эти три человека жертвовали своей жизнью, чтобы спасти юношу и его отца. Прикрывая собой, они защищали их во все время битвы.

Почувствовав себя в безопасности, пеоны приободрились. Они тотчас схватились за ружья и бросились к пушке, стоявшей перед башней. На краснокожих посыпался дождь ядер и пуль, но те, опьяненные первым успехом и потрясая скальпами, снятыми с агонизирующих жертв, не обращали на них внимания, желая во что бы то ни стало приступом взять последнее убежище белых. Черная Птица проявлял чудеса храбрости: он всюду поспевал, отдавал приказания. Чтобы защитить соплеменников от пуль, он велел изготовить что-то вроде движущихся щитов из бревен и повозок. Под их защитой краснокожие начали осаду башни.

В эту минуту со стороны реки раздался оглушительный ружейный залп и послышался боевой клич. Толпа всадников окружила сиу. Это были воины Пламенного Сердца, явившиеся на помощь своим белым друзьям. Началось страшное побоище. К счастью, оно продолжалось недолго. Вскоре победные возгласы известили защитников башни об окончании сражения. Остатки сиу в ужасе бежали и укрылись в зарослях.

Глава IX

В то время, когда пожар бушевал вовсю, и паника охватила защитников плантации, потерявших надежду отбить атаку краснокожих, в одной из комнат главного дома собрались около тридцати бледных и дрожащих женщин. Среди них находились донья Хуана и Флора.

Чувствуя приближение смерти, все они, как испуганные овечки, теснились вокруг миссионера, который стоял посередине комнаты с распятием в руке, уговаривая несчастных молиться и приготовиться принять смерть по-христиански. Многие из женщин держали на руках грудных младенцев, которых они то прижимали к груди и покрывали поцелуями, то протягивали к аббату, с отчаянием умоляя спасти их.

Между тем крики на дворе становились все громче. Послышалось несколько выстрелов, гул битвы все приближался. Ища спасения, обезумевшие от страха женщины бросились врассыпную. В комнате остались лишь аббат, донья Хуана и Флора. Но вот дверь рухнула под ударами, и на пороге показались опьяненные кровью сиу.

– О сеньор падре! – с отчаянием воскликнула донья Хуана. – Мы погибли!

– Дети мои, – спокойным голосом проговорил миссионер, – предадимся воле Божьей! Если я не могу спасти вас, то умру вместе с вами!

Между тем краснокожие всей толпой бросились к женщинам. И в эту минуту произошло нечто необыкновенное. Быстрым движением аббат заслонил собой несчастных. Держа распятие так, будто в его руках был карающий меч архангела, он твердыми шагами пошел навстречу дикарям, которые как зачарованные не могли оторвать глаз от распятия и отступали все дальше и дальше, по мере того как он к ним приближался.

Эта немая сцена, полная величия и простоты, напоминала первые века христианства, когда святые мученики умирали в цирке, вознося молитвы за своих палачей.

Дикари, продолжая отступать перед распятием, были почти у дверей. В душе миссионера уже воскресла надежда на спасение, за которое он мысленно благодарил Бога, как вдруг между краснокожими произошел переполох.

Сомкнутые ряды их расступились, и в комнату впрыгнул человек, увешанный скальпами. Он потрясал над головой топором, с которого капала кровь. Этот человек был Черная Птица!

– Ага! – заметив женщин, воскликнул он с дьявольским хохотом. – Мои молодцы приберегли для меня самую драгоценную добычу. Спасибо за это! Эти женщины – жена и дочь белого вождя. Он пожертвует всеми своими сокровищами, чтобы выкупить то, что для него дороже жизни!

Проговорив эти слова со свойственной индейцам театральностью, вождь подошел к донье Хуане и, положив на ее плечо свою окровавленную руку, проговорил:

– Пусть белая следует за мной. Она пленница вождя! Донья Хуана испустила сдавленный крик и без чувств упала на пол.

Легче серны бросилась тогда Флора к матери и, упав на колени, воскликнула с пламенной мольбой:

– О предводитель, не убивайте мою мать! Отвратительная улыбка скользнула по тонким губам индейца.

– Ах так? – воскликнул он. – Я смогу выместить злость на этом волчонке.

– Убейте меня, убейте меня, – с отчаянием повторяла бедная девочка, – только пощадите маму!

– Хорошо же! – вскричал индеец, замахиваясь на нее топором. – Вы обе умрете!

В эту минуту миссионер бросился на индейца и, вырвав у него топор, повалил на пол и изо всей силы сдавил горло.

Застигнутый врасплох, не успев осознать, что с ним произошло, Черная Птица не смог сопротивляться.

– Сеньор падре, не убивайте его! – с ужасом воскликнула Флора.

– Не убивайте его, – прибавила и донья Хуана, которая уже пришла в себя.

При этой великодушной мольбе женщин каменное сердце индейца невольно дрогнуло, но внешне он сохранил полнейшее равнодушие. Ни один мускул не шевельнулся на его лице, и, гордо глядя на миссионера, он проговорил невозмутимым тоном:

– Убей меня, темный человек, так как дух зла дал тебе силу победить!

Священник грустно улыбнулся и покачал головой.

– Я не хочу лишать тебя жизни, – сказал он. – Бог, которому я служу и которого ты не признаешь, запрещает мне проливать кровь. Но поклянись мне Великим Духом, что ты не сделаешь этим женщинам никакого вреда и не разлучишь меня с ними до тех пор, пока их не выкупят из плена.

Несколько мгновений длилось молчание.

– Что я получу, если пообещаю это? – спросил индеец.

– Я сниму колено с твоей груди, помогу подняться и отдам оружие! – спокойно ответил миссионер.