Двойник - Евгений Васильевич Шалашов Страница 16

Речь безусловно шла об иссохшем человеке передо мной.

Если бы не знал, что это и есть Николай Александрович, то ни за что не узнал бы в скелете, обтянутом желтой восковой кожей красавца-мужчину, императора Всея Руси, изображенного на портретах кисти Серова и Репина, и ещё на сотнях фотографий. Волосы выпали, вместо щегольской бороды трехдневная щетина, беззубый рот, а скулы почти проткнули щеки.

Внезапно умирающий открыл глаза. Взгляд, поначалу тусклый, при виде меня оживился, мгновенно став пронзительным.

— Оставьте меня с наследником, — глухо сказал император, не соизволив даже поздороваться. Видимо, просто не счел нужным тратить время на формальности.

— Ваше императорское величество, это не… — начал объяснять Кутепов, решив что император обознался, признав во мне настоящего цесаревича. Но Николай Александрович, собрав силы, прорычал:

— Оставьте с наследником!

От рыка, возможно, последнего в жизни императора, из комнаты вымело и министра, и доктора.

— Сядьте, — приказал мне Николай Александрович и я послушно уселся на стоявший рядом с кроватью табурет. — На тумбочке поильник, дайте попить, — попросил царь.

В ворохе пакетиков и склянок я не сразу отыскал фарфоровый стаканчик с длинным носиком, вроде тех, что предлагают около источников с минеральными водами, а когда нашел, то вначале попытался подать его в руки, спохватился и поднес носик к губам.

— Постоянно хочется пить, а когда пью, то много пить не могу, — словно бы извиняясь перед посторонним человеком сказал император, отпив несколько мелких глотков, потом попросил: — Дайте мне вашу руку.

А это-то зачем?.. Но возражать не стал, хотя и стало немного не по себе. Онкология, конечно, незаразное заболевание, но всё равно не приятно. Пересилив себя, протянул Николаю Александровичу правую ладонь. Тот с трудом подтянул свои собственные руки, ощупал мою кисть сухими горячими пальцами, отбросил ее и приказал:

— Левую…

Слегка удивившись, поменял руки.

Левую ладонь император ощупывал чуть дольше. Помял внутреннюю часть, погладил внешнюю. Когда наконец оставил мою кисть в покое, уронил свои руки на простынь и сказал:

— Хорошая рука, доброе сердце, чистые помыслы. Александр, вы станете настоящим государем.

Похоже прав был Кутепов, император не в себе. Хотя, может проверка?..

— Ваше величество, меня зовут Павлом, — сказал я, немного оторопев. Не каждый день удаётся указывать помазанникам божьим на их ошибки. Остаётся надеяться, что лекарства не причинили какого-нибудь вреда психике умирающего. Пока что выходит, теперь он принимает желаемое за действительное? Раз решил, что перед ним сидит настоящий внук.

— Вас зовут Александром, — твердо сказал государь. — Вас звали Александром в том месте, откуда вы прибыли, а теперь вы Александр здесь. Жаль, что ваше сознание сразу не перенеслось в тело моего внука, но видимо так надо было. Неисповедимы пути…

Вот тебе и на… Что там писали про императора пророка?

— Как вы догадались? — спросил я, сглотнув тяжёлый ком.

— Я не догадываюсь, — серьёзно глядя на меня ответил император, — я знаю. Вижу, что вы прошли сквозь огонь и смерть, что в вас течет кровь моих предков, а больше мне ничего не надо. Как деду мне больно осознавать, что мой единственный внук умирает, но как государь, я радуюсь этому.

Я ждал какого-то продолжения, но Император Николай не стал говорить, чему это он радуется.

И тут до меня начала доходить вся серьёзность ситуации, а также оговорки Кутепова. Они просто не ждали что настоящий наследник очнётся. Да и царю, судя по всему осталось недолго. Значит я буду под личиной не простого наследника… Мне предстоит и на престол взойти…

А невесёлая картина складывается. Как понял из прошлого разговора с Кутеповым, император не дал другим наследникам кроме внука, возможности занять престол. Но вот внук при смерти, а на его месте будет двойник, и императора это радует.

Разве что, именно сейчас всё происходит так, как и задумывал император, который всё «знает».

Так-то, даже я успел уловить слухи, что настоящий цесаревич был не самым покладистым… И похоже, что дед разочаровался в нем, как в будущем повелителе России. Другой вопрос, что такого он мог увидеть во мне, проведя пальпацию? Применял свой дар провидца?

— Жаль, что ничему не смогу научить вас, — проговорил Николай. — Нет никаких потаенных знаний, а мой собственный дар мне не отдать. Да и ни к чему он вам, откровенно-то говоря. И дар этот, поверьте, очень нелегкий — страшный.

Вот в это я верю. Не дай бог предвидеть смерть близкого человека. Представляю, каково было Николаю Александровичу, когда он смотрел на сына и видел за ним черного ангела смерти. Более того, боюсь даже представить, какие картины рисовало императору будущее, перед тем как он занял престол.

— Вам придется управлять страной, вы сами станете искать себе помощников и исполнителей. А главное — тех, кому можно верить.

— Кутепову можно верить? — торопливо спросил я, будто бы уже примерял на себя императорскую корону.

— Доверять — да, верить — не знаю. Я верю Александру Павловичу, то есть, верил… Дайте попить…

Николай Александрович сделал еще пару глотков, слегка отдышался.

— Раскурите мне папиросу, — попросил государь.

На той же тумбочке лежал серебряный портсигар с монограммой императора — мечта антиквара, и коробка спичек. Достав папироску, чиркнул спичкой и попытался прикурить. Разумеется, с непривычки закашлялся, но со второй попытки мне все удалось. Говорить о том, что курить вредно, не стал. Читал, что Николай Второй был заядлым курильщиком, потреблявшим по две пачки папирос в день. Скорее всего, эта пагубная привычка и стала причиной заболевания. Хорошие медики здесь. Или поработали не простые врачи, а маги? Но, видимо, даже маги не могут победить рак легких.

Император с трудом сделал несколько затяжек, потом помотал головой, показывая — мол, хватит.

Не отыскав на столе пепельницы, затушил дымящийся «бычок» в пустой пузырек с надписью «Морфий», а потом снова поднес к губам государя поилку.

— Я мог верить Кутепову, — продолжил император, — потому что знаю его много лет. Именно я отыскал в армейском поручике скрытый талант, уговорил его перевестись в полицию. Но вы — это не я. Как он себя поведет с вами и, в отношении вас, никому неизвестно. Увы, такие вещи я не могу предугадывать.

Что да, то да. Одно дело, если министр знал, что имеет дело с природным царем, совсем другое, если он будет твердо знать, что на престоле самозванец, пусть и невольный. Кто знает, не захочет ли его высокопревосходительство использовать свою осведомлённость против