Манфред - Елена Гвоздева Страница 16

По инструкции все более-менее ценное изымали у пленных, составляли опись и сдавали в распоряжение экономического отдела управления лагерей.

Концлагеря сдавали золото по приказу Гиммлера на нужды вермахта дважды в год: 1 апреля и 1 октября.

Коменданты лагерей присваивали часть собранного золота, за деньги продавали заключенных предпринимателям, фиктивно оформляя их, как умерших. Через лавочников пускали в оборот продукты, лекарства, предназначенные для пленных.

Манфред Генрихович, вызванный для ежедневного рапорта к Веберу, заметил у незнакомого немецкого офицера характерный румянец, несмотря на погожий день. Набравшись смелости, спросил: "Не бывает ли у гостя утренних приступов кашля".

То ли грамотная немецкая речь, то ли искренняя обеспокоенность, звучавшая в голосе врача, расположили к себе земляка Вебера, и тот признался, что да, кашель по утрам донимает. Оberarzt уточнил, когда мужчина последний раз делал флюорографию и услышал, что недавно, но снимок ничего не показал. Манфред попросил принести, но снимка не оказалось с собой. Заинтересованный разговором Вебер, проявляя радушие, предложил организовать флюорографию в городской больнице, обслуживающей немецкий госпиталь.

Так и сделали, каково же было удивление немецкого фтизиатра, когда Манфред Генрихович указал ему на характерные изменения в лёгких, ошибочно принятые за последствия курения. Проведённый тест на реакцию Манту, подтвердил опасения, и офицер проникся уважением к профессионалу из лагеря. Немецкий коллега оказался порядочным человеком, лишенным предрассудков, и стал приглашать oberarzt Манфреда, с позволения Вебера, на консультации в спорных случаях. Это было огромным достижением! Пусть изредка, пусть под конвоем, но Манфред мог выходить из лагеря. Как правило, возвращался с гостинцем. Пожилой фтизиатр пытался поддержать коллегу, не все немцы были нацистами.

Пришлось даже однажды оказать экстренную медицинскую помощь интенданту итальянского гарнизона в связи с угрозой перитонита. Полковой хирург отлучился из города, и фтизиатр посоветовал итальянцу довериться обер-арцту.

Официально статус фольксдойче Манфред получить не мог, нужны были документы, подтверждающие происхождение. Однако после спасения итальянского офицера двоих конвоиров заменили одним.

***

Мужья

Как то утром, врач и Надя стали свидетелями какого-то средневекового ритуала. На лагерный плац выгнали всех заключенных, но не для распределения на работы, как обычно, а заставили стоять смирно. Среди них прохаживались несколько добротно одетых мужчин, подходили к заинтересовавшему узнику, жестом приказывали открыть рот, повернуться, поднять руки, спрашивали через переводчика о профессии.

Мольтке курил на крыльце ревира, невозмутимо щурился на осеннее солнце. Манфред спросил его: кто эти люди.

— Работодатели, приехали выбрать остарбайтеров.

Фельдшер не видел в этом никакого противоречия со сформированной пропагандой Геббельса картиной мироустройства. Оказалось, работодатели за каждого остарбайтера платили Веберу, как за скот.

Надя тихо шептала проклятия, глядя на унижение человеческого достоинства. Манфред незаметно прижал ладонь к её горящей щеке:

— Тише, девочка!

В присутствии Мольтке обер-арцт напускал на себя строгий вид и старался говорить по-немецки. Мольтке считал, что они, как врачи, должны держать дистанцию с пленными.

Мысль о том, что Вебер корыстен до судорог, навела Манфреда на мысль предложить самому коменданту «продавать» пленных местным женщинам под видом найденных мужей или родственников. Это называлось «отпустить к семье» в обмен на расписку «жены» и мзду. Такое практиковалось во многих лагерях. Охрана «приторговывала» понемногу, опасаясь коменданта.

Обер-арцт уверял Вебера, что так они могут избавиться от самых истощенных и их не придется закапывать. Именно закапывать, а не хоронить. Такими "женами" стали подпольщицы Галина Алексеева, Лидия Денисовна Панина, Марта Медведева, Анна Куриленко.

Под видом найденных мужей были спасены Иван Носач, Андрей Нестеренко, Петренко Сергей и многие другие, ставшие позднее опорой Клары в отряде дорожной жандармерии.

***

Клара в DULAG 111

Обильные дожди размыли дороги. Местные жители, согнанные из ближайших сел, не успевали ровнять профилировку, колеи, проложенные тяжёлой техникой, быстро заполнялись водой. Чернозём превращался в вязкую жижу, поглощавшую свеже подсыпанный щебень без следа. Переполненные кюветы не могли отводить воду.

Лёхлера уже предупредили о возможности отправиться на фронт, если не обеспечит качественное состояние дорог. Вот Лёхлер и решил набрать рабочих из военнопленных, а для поездки в лагерь взял с собой Клару.

Пауль Вебер встретил начальника дорожной жандармерии приветливо:

— Какие новости? У тебя симпатичная переводчица?

— Эти русские свиньи совершенно не умеют строить дороги. Как не втолковываю, что середина должна быть выше обочин…, — брезгливо махнул рукой толстяк.

Вебер разглядывал из окна Клару, сидящую в машине. Повернулся к Лёхлеру и кивком головы в её сторону — предложил продолжать.

— Ах, эта! — пропыхтел Лёхлер, — фольксдойче из местных. Родители немецкие колонисты из Фридрихсфельда.

— Старательная?

— В общем, да. Практически трудится за меня, пока посылаю на проверки второстепенных дорог.

— У меня здесь тоже врач из немцев, пока доволен, — похвастался Вебер.

— Хочу отобрать у тебя покрепче из доходяг, укрепить профилировку. Идёт спешная переброска войск, а дороги развезло.

— Ну что же, — покровительственно произнес Пауль, — мы — немцы должны помогать друг другу, не так ли? Но сначала предлагаю провести небольшую акцию устрашения, чтобы простимулировать отобранных тобой. Заодно посмотрим на реакцию местной, — зловеще закончил он.

Отто Лёхлер не жаловал подобные развлечения, но спасовать пред Вебером не хотелось. На плацу построили всех, кто мог держать лопату. Толстяк вздохнул, придется компенсировать количеством. Вебер, оскалясь, предложил Лёхлеру "подравнять строй" из пистолета.

Услышав выстрелы, Клара окаменела. Широко раскрыв глаза, смотрела на шефа. Обер-штурмфюрер опустил пистолет и поманил подчиненную пальцем. Шофер распахнул дверцу и помог выбраться из машины. Эти несколько секунд позволили Кларе собраться с духом и четким шагом пройти по плацу.

— Переведите! В лагерные бараки вернутся только те, кто старательно будет трудиться на дорожных работах, остальные сдохнут в кюветах.

Пленные мрачно смотрели на стройную фигуру Клары в немецкой форме.

"Ни лицом, ни интонацией я не должна показать своё сочувствие к этим несчастным… Четко и бесстрастно… Четко и бесстрастно", — мысленно приговаривала Клара, правая рука сжала край кителя до побелевших костяшек. Фашисты тоже наблюдали за женщиной: Лёхлер с покровительственным выражением лица, Вебер — с хищным прищуром.

Такой Клару впервые увидел Манфред Генрихович, стоял в тени крыльца ревира и думал: "Что заставило эту, так хорошо говорящую по-русски женщину, служить фашистам?" — зная по себе, как его служба в ревире выглядит в глазах узников, он не спешил причислить Клару к приспешникам фашистов. Слишком мало информации.

***

Клара разогрела детям еду. Сама есть не могла, устало прижала ладони к лицу. Перед глазами стояла шеренга узников.

"И эти люди считают себя носителями европейской цивилизации. Какой несусветной чушью забиты их головы, первобытной жестокостью. Бедный дед. Он рассказывал мне, как развита немецкая культура, читал наизусть