Иван Любенко - Тайна персидского обоза Страница 17

— Недавно Родион потерял брегет, подаренный ему генералом на тридцатипятилетие, — с сожалением вымолвила Агриппина.

— Да, видно, обронил где-то. А ведь я их с двадцать третьего года носил, — тяжко вздохнул полковник.

— Имейте в виду, господа, — брегет за мной! А то, глядишь, и восьмое августа на носу! И думай тогда, что выбрать на день рожденья старому вояке! — весело пробалагурил Арчаковский.

— Зачем же ждать, господа? Я хотел бы это сделать прямо сейчас. — Самоваров отстегнул цепочку и протянул Игнатьеву золотую луковицу часов. — Примите, Родион Спиридонович, от меня на добрую память.

— Я, право, и не знаю, Иван Авдеевич, могу ли я… Чувствительно вам благодарен, — слегка смутился Игнатьев.

А на лице надворного советника было написано величайшее блаженство и умиротворенность. Иван Авдеевич любил преподносить окружающим неожиданные и приятные сюрпризы. Для него было сущим наслаждением созерцать, как в радостных вспышках человеческих глаз рождается короткое, мимолетное и, к сожалению, быстро проходящее счастье. В такие мгновения ему казалось, что оно вполне осязаемо и представляет собой простую материальную субстанцию — очень похожую на робкий утренний луч, нечаянно забежавший в еще не проснувшуюся комнату.

В столовую внесли жаркое, и настала первая перемена блюд, а значит, пришло время главной здравицы.

— Господа, разрешите предоставить нашему гостю почетное право объявить первый тост, — обратился к присутствующим хозяин дома.

Самоваров встал с наполненным бокалом в руке и, дождавшись, пока поднимется вся мужская половина, громко произнес:

— За государя императора, самодержца российского!

Гости дружно опустошили фужеры и заняли прежние места.

— Скажите, Иван Авдеевич, а какое сейчас в столице самое модное кушанье? — полюбопытствовала хозяйка.

— Макароны, — просто ответил надворный советник и добавил: — Это такое итальянское блюдо, его изобрели в Венеции, изготовленные из муки трубочки. Их некоторое время варят, потом посыпают итальянским твердым сыром «пармезан» и едят. Тут лучше недоварить, чем переварить, однако некоторые гурманы добавляют в воду столовую ложку оливкового масла.

— Наверное, очень вкусно? — заглядывая собеседнику в глаза, поинтересовалась Агриппина.

— Моей жене нравится, а я, признаться, с большим удовольствием променял бы это иностранное диво на наш расстегайчик с вязигой и налимьей печенкой, — усмехнулся Иван Авдеевич.

— А вот что я вам скажу, господа, — накладывая в тарелку кусок фаршированного груздями гуся, начал повествование полковник Игнатьев. — Недавно из Тифлиса мне привезли тамошние газеты, и в «Кавказских ведомостях» я прочел доселе неизвестный факт: один французский лекарь доказал, что питательная и вкусная пища препятствует появлению на лице морщин. Она придает глазам больше блеска, а коже — более свежести и в то же время укрепляет мускулы, потому как морщины суть главные враги красоты, и появляются они единственно по причине сокращения мускулов. После многочисленных опытов он открыл, что при одинаковых обстоятельствах те, кои умеют хорошо и аппетитно есть, выглядят десятью годами моложе других, чуждых этой привычке.

— Я слышала, Иван Авдеевич, что в столице уже давно врачуют без докторов и лекарств. Сказывают, сейчас в моде лечение по методу грефенбергского доктора Присницы: больному пациенту после ужина дают выпить четыре-пять графинов родниковой воды и велят пройти пешком пять верст. Вернувшись домой, надобно незамедлительно опустошить еще два графина и лечь спать около нагретой печи. Наутро страдающий недугом человек самостоятельно излечивается от любой болезни. Это правда? — подняв глаза на Самоварова, супруга обер-комиссара с непроницаемо серьезным лицом ожидала ответа.

Надворный советник положил приборы, промокнул салфеткой рот и уже собирался было ответить, как в разговор вмешался доктор Краузе:

— Правда, Мария Антоновна, истинная правда! Да только при одном условии: то была «живая вода» из волшебного источника! Ну разве можно в наш просвещенный век монгольфьеров, электрической дуги и паровых машин верить всякого рода архиплутам! Лет пятьдесят назад считалось, что лечение магнитами по способу австрийского доктора Месмера — сущая панацея! Да ведь к нему монархи на прием записывались! И что? Оказалось чистое шарлатанство! Крепкая семья, умеренность в кушаньях и питие — вот залог человеческого долголетия!

— Что ж получается, Отто Карлович, вы отрицаете любые новшества? А как же тогда ваш метод лечения с использованием алебастра? — вступился за супругу Латыгин.

— Этот способ далеко не нов, и моя заслуга лишь в том, что я усовершенствовал его. Еще во время кавказских экспедиций генерала Ермолова я обратил внимание, как горцы лечат переломы. Поврежденную конечность они обертывали шкурой, снятой с только что освежеванного барана. Несколько недель эту своеобразную повязку не снимали; шкура, засыхая, образовывала твердую, неподвижную коробку, и кость постепенно срасталась. Даже их метод был много лучше, нежели построение медленно застывающей и ломкой крахмальной шины. Спасибо поручику Рахманову, выдавшему на лазарет несколько мешков строительного алебастра.

— Рахманов? Это тот самый бесследно пропавший офицер? — как бы невзначай уточнил Самоваров.

— Да-да, только он никуда не исчез, он здесь! Я знаю, я слышала его голос! Корней звал меня, умолял помочь, а я не пришла. Ну почему мне никто не верит? — Агриппина закрыла лицо руками и неожиданно зашлась в судорожных и продолжительных рыданиях.

Игнатьев подбежал, обнял жену за плечи и, успокаивая, вывел в другую комнату. Затем он вернулся и пригласил доктора, который поспешно скрылся за дверью спальной комнаты.

— Вы уж помилуйте великодушно, господа, что так получилось. Я ведь и представить не мог… — сокрушался гость.

— Полноте, Иван Авдеевич, вы уж тут ни при чем, — ядовито улыбаясь, едва слышно пропела жена полкового командира, — во всем виноват этот француз.

— Кто, простите? — опешил надворный советник.

— Француз по фамилии Адюльтер, — прошептала Вера Ефимовна и, довольная собственной остротой, захихикала.

— Слезы на именинах дурная примета, — грустно проронила Марта Генриховна. — У Родиона Спиридоновича сегодня день ангела, и после второй перемены следует объявить в его честь тост. Надеюсь, мы еще успеем это сделать.

— Ну вот, стало быть, мой подарок пришелся весьма кстати.

В отсутствие хозяев гости почувствовали неловкость и замолчали. Тишину нарушила очаровательная супруга Безлюдского. С изрядной долей кокетства она поинтересовалась: