Бернард Корнуэлл - Смерть королей Страница 17

Человек с разрубленным лицом держал меня за лодыжку, я нанес ему колющий удар, как вдруг кровь, брызнувшая от топора Сердика, ослепила меня.

Завывающий в ногах человек пытался уползти, но Финан вонзил ему меч в ляжку, потом еще раз.

Датчанин зацепил свой топор за верхний обод моего щита и потянул вниз, чтобы открыть мое тело удару копья, но топор сорвался по круглому краю, и копье отклонилось вверх, и я снова резко выбросил Осиное Жало вперед, почувствовав его укус, и провернул его, а Финан голосил свою сумасшедшую ирландскую песню, добавив в бойню и свой клинок.

— Держать щиты сомкнутыми! — крикнул я своим людям.

Мы практиковали это каждый день. Если стена сломана, тогда правит смерть. Но если стена из щитов стоит, то умирают враги, а те первые датчане прибежали в дикой атаке, воодушевленные пророчеством колдуньи, и их штурм потерпел неудачу из-за баррикады, которой они не ожидали, сделавшись легкой добычей для наших клинков.

У них не было ни единого шанса сломать нашу стену, они были слишком недисциплинированными и сбитыми с толку, и теперь трое из них лежали мертвыми среди разбросанного камыша, продолжавшего слабо гореть, а дымящиеся брусья остались на месте в виде невысокого препятствия.

Выжившие из первых атакующих бежали обратно на берег Сигурда, где к прорыву уже готовилась вторая группа.

Их было около двадцати, крупных мужчин, датских копейщиков, идущих убивать, и они были не сумасбродными, как первая группа, а осторожными.

Это были люди, которые сражались за стенами из щитов, кто знал свое дело, чьи щиты перекрывались, и чье оружие блестело в лучах заходящего солнца.

Они не станут торопиться и оступаться. Они подойдут медленно и используют свои длинные копья, чтобы сломать стену и впустить мечников и воинов с топорами в наши ряды.

— Господи, сразись за нас! — воззвал Уиллибальд, когда датчане достигли моста.

Новоприбывшие ступали аккуратно, не спотыкаясь, внимательно следя за нами. Некоторые выкрикивали оскорбления, но я даже не слушал их. Я внимательно смотрел. На моем лице и в звеньях моей кольчуги была кровь.

Мой щит стал тяжелым из-за датского копья, а Осиное Жало обагрен кровью.

— Убей их, о Господи! — молился Уиллибальд.

— Срази язычников! Покарай их, Боже, в великой своей милости! — снова начали свои причитания монахи.

Датчане оттащили мертвых или умирающих назад, чтобы освободить пространство для атаки. Они уже были близко, очень близко, но еще в недосягаемости для наших клинков.

Я смотрел как они снова сводили щиты, видел приближающиеся лезвия копий и слушал слова приказов.

И я также слышал высокий голос Уиллибальда, звеневший над всем происходящим.

— Христос пастырь наш, сражайтесь Христа ради, мы не можем проиграть.

И я рассмеялся датчанам в лицо, когда они подошли.

— Давайте! — крикнул я двум воинам, стоящим рядом с монахами. — Давайте!

Огромное знамя упало вперед. Месяцы потребовались придворным женщинам Альфреда, месяцы вышивания мелкими стежками дорогой крашеной шерстяной нитью, месяцы преданности и молитв, любви и мастерства, а теперь фигура Христа падала на наступающих датчан.

Широчайшее полотняное и шерстяное полотнище упало, как рыбацкая сеть, закрыв складками и ослепив первую наступающую шеренгу, и как только оно поглотило их, я скомандовал атаку.

Легко миновать копье, если держащий его человек тебя не видит. Я крикнул нашей второй шеренге хватать оружие и оголить его, пока мы убивали копейщиков.

Топор Сердика рубил насквозь через полотно, шерсть, железо, кости и мозги.

Мы орали, рубя и делая новую баррикаду из датчан. Некоторые прорубились через ослепившую их завесу.

Финан отсекал острым клинком руки, держащие копья. Датчане отчаянно пытались выпутаться, а мы рубили, резали и кололи, в то время как повсюду вокруг и среди нас усиливался дым от разбросанного тростника.

Лодыжкой я почувствовал жар. Огонь наконец-то начал разгораться. Ситрик, оскалив зубы в гримасе, рубил длинным топором направо и налево, направляя оружие в запутавшихся датчан.

Я метнул Осиное Жало на наш берег и подхватил брошенный топор. Никогда не любил драться топором.

Это неповоротливое оружие. Если первый удар не попал в цель, слишком много времени требуется для восстановления исходного положения, и враг может воспользоваться паузой для ответного удара. Но эти враги уже были повержены.

Изрезанный стяг был теперь красным от настоящей крови, пропитан ею, и я опускал топор снова и снова, пробивая широким лезвием кольчуги до плоти и кости, дым душил меня, датчане кричали, а мои люди орали, солнце было шаром огня на западе, и вся плоская мокрая земля светилась красным.

Мы вырвались обратно из этого кошмара. Я увидел, как неожиданно радостное лицо Христа поедается пламенем, перекинувшимся на знамя. Полотнище легко горело, и черное пятно росло сквозь слои ткани.

Осферт принес еще больше тростника и бруса из снесенного им дома, и мы бросили все это в небольшие языки пламени и наблюдали, как огонь наконец обретает силу. Люди Сигурда получили свое.

Они тоже отошли назад, стояли на противоположном берегу и смотрели, как огонь охватывает мост.

Мы вытащили четыре вражеских трупа на нашу часть моста и сняли с них серебряные цепи, поручи и украшенные пояса.

Сигурд оседлал свою серую лошадь и просто уставился на меня. Его мрачный сын, которого удержали от драки, плюнул в нашу сторону. Сигурд ничего не сказал.

— Эльфадель была неправа, — крикнул я. Но она не ошиблась. Наш вожак умер, может быть, во второй раз, и обугленное полотно показывало, где он находился, и где он был съеден пламенем.

Я ждал. Уже стемнело, когда мост обрушился в реку, выдохнувшую мгновенно взбурливший пар в освещенный пламенем воздух.

Каменные сваи, сделанные римлянами, обожгло огнем, и они ещё были пригодны, но на строительство новой дороги ушли бы часы работы. Едва обугленные брёвна уплыли вниз по течению, мы ушли.

Ночь была холодной.

Мы шли пешком. Я позволил монахам и священникам ехать верхом, так как они дрожали, были измотаны и ослаблены, а остальные вели коней.

Всем хотелось отдохнуть, но я заставил их идти всю ночь, зная, что Сигурд последует за нами, как только переправит своих людей через реку.

Мы шли под яркими холодными звездами, миновали Беданфорд и только когда я нашел поросший лесом холм, который мог послужить нам защитой, я позволил людям остановиться.

Мы не зажигали огней в ту ночь. Я наблюдал за местностью, ожидая датчан, но они не пришли.