Розмэри Сатклиф - Песнь меча Страница 17

— Я забираю эту женщину из дома ее отца, — произнес Онунд. — Отныне я ее муж.

Эса торжественно подняла голову, пытаясь удержать тяжелую корону, и улыбнулась ему.

— Я пойду за ним из дома моего отца, — ответила она. — Отныне я его жена.

На этом обряд закончился.

Затем жених с невестой и ближайшие родственники, выпив священный нектар, который вызывал божественные видения у жрецов во время жертвоприношений, направились к храму богов в священную рощу, где Асмунд ждал их с черным барашком и белым ягненком. А когда они вернулись, шествуя позади Асмунда, в забрызганной кровью одежде, у Онунда и Эсы на лбу были полоски крови. Так они просили богов благословить их брак.

И вот настало время пира. Вынесли бочки свадебного эля, а огромный пирог невесты поделили между всеми гостями. Весь день они провели пируя и играя на гуслях; жених и невеста, жрец и вожди поселения сидели у очага в Каминном зале, а юноши состязались в борьбе и беге, прерываясь, чтобы отведать мясо горного барашка и тюленя, треску и пресные лепешки на огромных подносах, творог из овечьего молока и мед.

Наступил вечер, и золотистый свет праздничных огней осветил лица гостей в сгустившемся сумраке, а шум моря стал громче — как всегда перед заходом солнца. Бьярни, приятно утомленный после славно проведенного дня, насытившись вкусными кушаньями и немного опьянев от свадебного эля, примостился рядом с Хериольфом подальше от шумного веселья, у стены хлева.

— Надвигается буря, — сказал торговец, принюхиваясь к ветру, как ищейка. — Ничего, к утру прояснится. — Плохая погода спутала бы все его планы, потому что, славно поторговав за эти несколько дней, утром он хотел выйти в море.

— Куда поплывешь на этот раз? Или думаешь перезимовать в какой-нибудь гавани?

Хериольф пожал плечами:

— Может, к Мисти Айл[41] или дальше к югу, на Малл. Стоит посетить Рыжего Торштена до наступления зимы.

— Там тоже намечаются свадьбы? — лениво спросил Бьярни.

— У него три дочери, но они еще слишком маленькие для свадеб. У меня есть кубок с эмалью, украшенный речным жемчугом, который может понравиться его матери. Леди Од знает цену красивым вещам и может за них заплатить.

— Это ее называют Мудрой Од? — спустя пару минут спросил Бьярни.

Купец рассмеялся:

— Да, ее. Но у нее хватает ума не показывать свою мудрость…

Где-то посреди двора заиграли на свирели, и несколько мужчин и женщин постарше закружились в танце, притопывая и хлопая в ладоши. Полная луна появилась на небе — широкая, как щит, и желтая, как пшеничные снопы, то прячась за облаками, то освещая землю, она примешивала свой холодный свет к яркому пламени костров и факелов. Привлеченные музыкой девушки пробрались сквозь толпу и встали в круг для танца, лицом к гостям. Смеясь, они взяли друг друга за руки, легко и изящно ступая в такт.

Молодые люди подошли ближе и праздно смотрели на них, притворяясь, что им не очень-то интересно и передавая кувшин с элем из рук в руки. Хлопавшие женщины подхватили мелодию и стали петь без слов, но так задорно, что ноги сами пускались в пляс, а кровь ударяла в голову, и юноши забыли об эле.

Бьярни увидел среди девушек симпатичное, глупое лицо Тары, ее светлые волосы были перевиты лентами из разноцветного шелка. Трижды она проходила в танце мимо него. Затем, все еще кружа перед гостями, девушки отпустили руки, делая широкие, свободные шаги, и одна за другой стали выбегать из круга, чтобы ухватить понравившегося юношу и вовлечь его в танец. Тара, раскрасневшаяся и безрассудная, очутилась лицом к лицу с Бьярни и вдруг прижалась к его груди, обхватила руками, смеясь и пытаясь поцеловать влажными губами, и потянула в круг.

Если бы он был трезв, он никогда бы не решился на такое. У него хватило бы разума или, скорее, доброты. Но свадебный эль ударил ему в голову, и он не хотел иметь ничего общего с Тарой, дочерью жреца, которая все время вертится вокруг него. Он разомкнул ее руки и весело толкнул в объятия стоявшего рядом парня, а сам схватил другую девушку и закружился с ней в танце, подняв высоко над землей. Он едва знал ее, но она с радостью последовала за ним, заливаясь смехом, вращаясь в кругу вместе с остальными. Сама ночь кружилась и плыла перед глазами в бледном свете луны в такт музыке, в парах эля и запахе приближающейся грозы.

Кружась в танце, на мгновенье он увидел Тару — она повернула голову, чтобы посмотреть на него, — ее лицо потеряло всякую миловидность, и большие голубые глаза были словно осколки льда. Они обдали его таким взглядом, что он обжег Бьярни, несмотря на весь выпитый эль, и на мгновение чуть не отрезвил. Потом танцующие загородили Тару, и он почти забыл об этом — почти, но не совсем.

Грозовые облака бежали против ветра, предвещая бурю, и густой пеленой нависли над холмами, готовые поглотить луну. Команда «Морской ведьмы», дружинники и товарищи Онунда, стали собираться, зная, что хозяин захочет укрыть жену под своей крышей до начала грозы.

Вдруг Бьярни заметил, что Хунина нигде нет. Он свистнул — пронзительный свист на две ноты обычно заставлял пса возвращаться, где бы он ни был. Но на сей раз на зов никто не ответил. Когда «Морская ведьма» стояла в гавани, Хунин всегда спал у его ног, и какая-то странная тревога — возможно, всего лишь низкие раскаты надвигающейся бури — не позволила ему оставить пса на улице и отправиться к Онунду без него. Бьярни знал, что Хунин завел себе приятелей среди прислуги на кухне, и направился туда, уверенный, что найдет у них своего пса.

Под кухонным навесом он вдруг скорее почувствовал, чем увидел, присутствие двух невидимых фигур, одна из которых прижималась к другой. Этой ночью в поселении будет много таких парочек. Он решил не обращать внимания, тем более что среди общего гама в своих самых легких башмаках для танцев он ступал почти бесшумно, и они его не заметили. И тут мужчина заговорил:

— Так ты для этого привела меня сюда?

И девушка ответила:

— Отец, я не могла говорить об этом в доме Афлега.

Бьярни узнал голоса жреца Асмунда и его дочери. И какое-то непостижимое предчувствие опасности заставило его замереть на месте и прислушаться.

— Но это женские дела, обратись к богине, покровительнице женщин, самой Фригг, — сказал Асмунд. — Она будет благосклонна к тебе, ведь сегодня мы принесли ей жертву.

Тара почти рыдала:

— Нет, ты не понимаешь, мне нужна не благосклонность…

— Да, ты права. Ты жаждешь мести, так ведь, дочь моя?

— А разве я не могу отомстить? Опозорить меня перед всем поселением, — простонала Тара. — Он так жестоко со мной обошелся… видишь синяки на руках?..