Падение Твердыни (неполное) - Дмитрий Викторович Распопов Страница 17

Энрико остановился.

— Нам нужно будет поговорить, насчёт твоих хотелок, — он поправил волосы, — по тем спискам, что мы составили с Ренье, ты слишком много хочешь себе единолично, Бонифаций будет против.

— В смысле? — удивился я, — ему-то ты зачем об этом хочешь сказать? Реликвии, книги и скульптуры не их ума дело. Пусть золото и серебро обдирают с жителей.

— Отдельную долю в добыче ты не получишь Витале! — отрезал жёстко он, — официально, ты входишь в состав моей армии, так что все венецианцы получат долю только после того, когда соберём и разделим всё, что захватили совместно с другими рыцарями!

— Отец, ты случайно не заболел? Или перестал принимать лекарство, что я привёз тебе для восстановления глаз? Откуда у тебя внезапно появились мысли делиться со всеми честно? — удивился я.

— Вон оттуда, — он раздражённо ткнул рукой в сторону моих наёмников, а затем перевёл руку в другую сторону, где был разбита стоянка кочевников, — и оттуда.

— Такое количество войск крайне смущает добрых христиан, — продолжил он, — все боятся, что мы захапаем себе больше, чем было оговорено и зная тебя, я понимаю, что так оно и будет. Поэтому и говорю о рамках приличия.

— Город, ещё так-то не захвачен, — тоже напомнил я ему, — а вы не даёте мне подготовиться к его штурму, пытаясь соблюсти, то какие-то эфемерные правила приличия, то деля между собой шкуру ещё не убитого медведя.

— Они не эфемерные! — разозлился он, — ещё нам не хватало после захвата города, передраться между собой! А ты между прочим, к этому всех подталкиваешь своими разговорами о штурме!

— Отец, я могу взять город один, без вас, за две, максимум три недели, — я покачал головой. — Так что меня крайне удивляют твои слова. Мы договаривались совсем о другом в начале всего этого мероприятия, и ты видимо забыл, кто ещё у нас значится в доле? Такому партнёру придётся отдать всё причитающееся, а ты ещё больше хочешь нас обделить.

— Витале, я не забыл, — он тяжело вздохнул, — но, если ты думаешь, что то, что ты один можешь захватить город, не понимают другие рыцари, или Бонифаций, ты глубоко заблуждаешься. Потому они и затягивают всё, поскольку боятся, что ты один заберёшь себе всю добычу. Бонифаций это видел ещё прошлый раз, ему хватило того опыта общения с тобой за глаза.

— Ладно, мне пора к кочевникам, нужно с ними переговорить, — я покачал головой, — в обед встретимся.

— В обед мы снова отправимся на переговоры под стены города, — ответил он, — будут представители императоров, они пытаются тянуть время, но я уверен, что мы их дожмём в конце концов.

— Хорошо, не забывай только пожалуйста надевать шлем и кольчугу, что я подарил тебе, — попросил я его спокойным голосом, — на всякий случай.

Он осторожно на меня покосился, но я сделал вид, что просто беспокоюсь за его жизнь.

— Витале-бей! — обрадовались моему приезду кыпчаки, откровенно скучающие без дел. Ну разве можно назвать развлечением, разграбление соседних селений и замков, так, сущая ерунда для бравых сынов Степи.

— Мне наконец сказали, почему все медлят, — признался я старому вождю, с благодарностью принимая чашку с кумысом. Редкостная гадость, но отказать было нельзя, не поймут.

— Думаю боятся. Вас. Нас, — хитро прищурился он, делая медленный глоток из своей чаши, и смотря, как я потягиваю столько же кислого напитка из своей ёмкости.

— Ваша мудрость, не имеет границ уважаемый Эльбек-ага, — пожал я плечами, — но я кое-что предпринял в этом направлении, и если план сработает, у нас будет хорошая драка. Всех ли воинов вы проинструктировали, чтобы слушались моего военачальника? Или нужно будет кого-то показательно наказать?

— Пьетро-бей — хороший воин, — он отрицательно покачал головой, — мы его знаем. Воины будут его слушаться, так же, как и вас. Не стоит беспокоиться об этом Витале-бей.

— Да я не за себя, за вас беспокоюсь, — улыбнулся я ему, ставя пустую плошку на круглый сборный деревянный стол, — если будет неповиновение, вы лишитесь части добычи.

— Эх, каменное сердце у вас Витале-бей, — вздохнул один из самых уважаемых вождей половцев, которым было доверено разговаривать со мной лично, кроме главного старейшины рода.

— Жизнь заставила, уважаемый Захуз-бей, — повернулся я к нему, — вот недавно случай был, доверил я людям, принимать деньги за услуги, которые город оказывал страждущим, а они возьми и подумай, что это их деньги.

— Что же их ждало, когда вы об этом судя по всему узнали? — прищурил глаза старик.

— Привязал их всех к столбам на центральной площади, и палачи в течение нескольких часов срезали с них по кусочку мяса, пока те не умерли, — с улыбкой ответил я.

Половцы переглянулись между собой.

— Непослушания не будет Витале-бей, — заверил меня Эльбек, — мы ещё раз, на всякий случай поговорим с воинами.

— Отлично, тогда вечером вас посетит сеньор Бароцци, найдите ему толмача, — попросил я, вставая с одного из сёдел, которые заменяли кочевникам стулья в шатре, — он расскажет вам о дальнейших планах, которые я уверен скоро случатся.

— Конечно Витале-бей, — он чуть склонил голову, — приезжайте ещё в гости.

— Завтра, я лучше пришлю вам хорошего вина и золота, — хмыкнул я, — раздадите воинам, чтобы не сильно скучали.

Услышав от меня такое, они обрадовались. Конечно, кто откажется от халявного золота и дармовой выпивки.

— Вы всегда будете почётным гостем в нашем становище Витале-бей, — с улыбкой склонился ниже, чем первый раз, старый кыпчак.

3 февраля 1204 года от Р.Х., Пера, окрестности Константинополя

Как я и думал, крестоносцы, боясь моей огромной армии, старались вытянуть из трясущихся от страха императоров, боящихся ровно того же самого, больше привилегий и денег, а те, понимая, что у них их нет, благодаря сбежавшему с казной прошлому императору, и взять их не откуда, поскольку взбешённый постоянными повышениями налогов и поборов народ Константинополя искренне ненавидел императоров, которые предали их интересы, чтобы умаслить пришлых латинян. Поэтому находясь между молотом и наковальней, императоры всячески юлили и тянули время. Я был уверен, что всё так бы и продолжалось, если бы наконец не пришёл в действие мой план.

Однажды вечером на пороге моего шатра появился сеньор Бароцци, трудившийся здесь больше всех, поскольку натаскивал мою армию на хоть какое-то совместное взаимодействие, что по понятным