Нулевой пациент. Нестрашная история самых страшных болезней в мире - Лидия Канг Страница 17

доказать, что это сущие небылицы. В 1668 году он опубликовал результаты простого и вместе с тем изящного эксперимента. Он положил мертвую змею, рыбу, нескольких угрей и кусок молочной телятины в разные сосуды и плотно их закрыл, а затем взял еще несколько емкостей и поместил в них мясо, но оставил их открытыми. Личинки появились лишь на гниющем мясе, которое лежало в открытых сосудах. Дабы развеять сомнения тех, кто утверждал, будто на результаты опыта повлияло отсутствие свободного доступа воздуха, Реди его обеспечил, накрыв емкости тонкой кисеей (хлопчатобумажной тканью). Личинки в этих сосудах все равно не появились. Результаты эксперимента подтвердили идею, приписываемую предшественнику Реди, английскому врачу Уильяму Гарвею, который говорил: Omne vivum ex vivo, что в переводе с латыни означает: «Все живое от живого».

Так называемая Papier d’Armenie, или «армянская бумага», пропитанная смолой особого вида деревьев, считалась средством против различных заболеваний, включая холеру и круп.

♦♦♦

Высказывались и другие теории. В древнеиндийских джайнистских священных текстах VI века до н. э. упоминаются «нигоды» – субмикроскопические существа, живущие повсюду, в том числе в организмах растений и животных. Древнеримский ученый и писатель Марк Теренций Варрон советовал остерегаться болот, утверждая, что там «заводятся какие-то крохотные существа, которых нельзя уследить глазом, но которые попадают по воздуху через рот и нос внутрь тела и производят тяжелые заболевания»[13]. Этих существ он назвал латинским словом animaculae, что означает «маленькие животные». Весьма впечатляющая научная догадка для I века до н. э., но не стоит забывать, что Варрон также верил, будто можно облысеть, если обстричь волосы во время растущей луны. Персидский ученый-эрудит Ибн Сина также рассуждал о возможности существования микроорганизмов. Но его идеи, как и догадки Варрона, остались незамеченными на фоне более популярной теории миазмов.

Время шло, и ученые все ближе подбирались к истине. В 1546 году итальянский медик Джироламо Фракасторо высказал предположение о том, что некие создания, подобные семенам, передают инфекции от одного организма другому – либо через касание, либо по воздуху. Во II веке греческий врач и философ Гален, чья гуморальная теория преобладала в западных представлениях о медицине более тысячи лет, говорил о так называемых «семенах болезни». Но самое знаменитое открытие, навсегда изменившее путь развития науки о природе микробов, было сделано лишь в 1767 году.

Совершил его нидерландский ученый Антони ван Левенгук, современник прославленного голландского живописца Яна Вермеера. Сын корзинщика и дочери пивовара, сам Левенгук торговал одеждой. В возрасте сорока с небольшим он занялся изготовлением и шлифовкой линз и со временем научился мастерить стекла, увеличивавшие предметы в триста раз, то есть десятикратно превосходившие те, что использовались в то время для изготовления микроскопов.

Благодаря линзам Левенгука теория стала истиной. Его взору предстали озерные водоросли, кровяные клетки, сперматозоиды, протисты, похожие на покрытые щетинками колокольчики, и «весьма изящно шевелившиеся, крохотные живые анимакули», обитавшие в его зубном налете.

Другими словами, Левенгук открыл неизведанную вселенную.

И не он один. С помощью менее мощных микроскопов удавалось добыть схожие, хоть и не столь разнообразные сведения: в 1665 году английский ученый, архитектор и эрудит Роберт Гук разглядел в микроскоп плесень, а немецкий энциклопедист Афанасий Кирхер к тому моменту уже успел обнаружить «бесчисленное множество червячков» в уксусе и молоке, в связи с чем высказал предположение о том, что чуму вызывают микроорганизмы. (Кирхер также известен как автор трудов о Египте и Китае, исследователь вулканов, изобретатель рупора и создатель «волшебного фонаря»[14], а еще – как человек, считавший броненосца гибридом черепахи и дикобраза).

Крошечный мир, распахнувший свои двери благодаря мощным микроскопам, колоссальным образом повлиял на теории возникновения заболеваний.

К началу XVIII века врачи и ученые стали высказывать предположения о том, что возбудителями таких болезней, как оспа, были микроорганизмы, которые порой называли «червячками» или невидимыми невооруженным глазом «ядовитыми насекомыми».

Живя в мире стандартных размеров, где людей мучила рвота, беспрестанная диарея, сыпь, воспалившиеся лимфатические узлы и горячечный бред, ученые пытались приглядеться к мелочам, придирчиво проверяя различные теории возникновения инфекционных заболеваний.

Копия микроскопа Левенгука.

Что в имени тебе моем?

Бактерии, вирусы и паразиты

Термин «бактерия» не похож на другие известные нам слова. Он был образован от греческого понятия baktron, подразумевающего под собой прут, посох или дубину, ведь первыми были открыты палочковидные бактерии. Под уменьшительной формой bakterion понималась короткая палочка или трость. Впервые этот термин употребил немецкий натуралист Христиан Готфрид Эренберг в 1838 году.

Слово virus пришло в поздний среднеанглийский язык из латыни, где так называлась слизь, дурно пахнущая, грязная или отравленная жидкость или же сок ядовитого растения. Лишь в начале XVIII века этот термин был впервые использован для описания инфекционных агентов, вызывающих венерические заболевания[15]. (В 1972 году, одновременно с телеканалом HBO, компанией Atari и цифровыми часами, появилось понятие «компьютерный вирус».)

Термин «паразит» произошел от греческих слов para («рядом») и sitos («злаки, пища, хлеб»). Вместе они обозначают нечто, трапезничающее за чужим столом, а иногда и за чужой счет. Это удивительное понятие, возникшее в XVI веке, также можно использовать в отношении дармоеда, подобострастного льстеца или подхалима. Синонимичное английское слово toady представляет собой сокращение от toadeater[16]: так называли людей, которые работали на уличных мошенников и, судя по всему, поедали ядовитых жаб, чудесным образом оставаясь в живых благодаря змеиному маслу, которым, разумеется, торговал неподалеку тот самый шарлатан.

Эпохальное открытие совершил венгерский врач-акушер по имени Игнац Земмельвейс, работавший в венском роддоме. После того, как домашние роды стали менее популярны и широкое распространение на западе получили так называемые «родильные дома», начала свирепствовать послеродовая лихорадка, также известная как родильная горячка. Тогда, как и теперь, при родах, как правило, присутствовал врач или акушерка. Если они проходили тяжело, медики могли воспользоваться щипцами, чтобы извлечь плод и помочь матери.

Окрашенные по Граму бактерии-стрептококки, вызывающие ревматическую лихорадку и скарлатину.

Через несколько дней после появления ребенка на свет у некоторых рожениц начинались мучительные боли внизу живота и повышалась