Николай Дмитриев - Брестские ворота Страница 18

Впрочем, таких, как Витька, было немало. От дороги, через реденькую посадку на свежескошенный луг сломя голову бежали десятки красноармейцев, а за ними, часто стреляя короткими очередями, гнались немецкие танки.

Но укрыться на открытом лугу было негде, и Витька напрасно рыскал ошалевшими глазами по сторонам, стараясь углядеть хоть какую-нибудь ямку. Вместо этого он видел скошенных пулями товарищей и тех, кто, подняв руки вверх, шёл навстречу немцам.

Внезапно краем глаза Витька приметил, как кое-кто из бойцов с ходу падает и залезает под свежескошенное сено, прячась в маленьких, беспорядочно разбросанных по лугу стожках. В голове бойца мелькнула спасительная мысль, что под сеном немец его не увидит, и он тоже забился под ближайший стожок.

Здесь, как можно плотнее прижимаясь к земле и стараясь, чтоб сверху было побольше сена, Витька наконец-то, вдыхая успокаивающе-пряный аромат сохнущей травы, смог отдышаться и в какой-то мере осознать то, что произошло на шоссе.

Ещё каких-то десять минут назад их вытянувшаяся в длину колонна бодро вышагивала дорогой, как вдруг, откуда-то сбоку, вовремя не замеченные охранением, вырвались немецкие танки и с ходу начали утюжить пехотинцев.

Что творилось в голове колонны, на которую сразу навалились немцы, Витька и представить не мог. Он только слышал дикие вопли, запоздавшие командные окрики и почти непрерывный треск пулемётов, чуть ли не заглушавший рёв танковых моторов.

Самого Витьку и шедших с ним рядом красноармейцев спасло только то, что третья рота была почти в середине колонны. Они, подчиняясь приказу, кинулись в посадку занимать оборону, но, не имея с собой противотанковых орудий, могли открыть лишь разрозненную винтовочную стрельбу, которая кончилась тем, что немецкие танки, прекратив бесчинствовать на шоссе, повернули прямо на них.

Приближающийся рёв танкового мотора, а затем душераздирающий вопль, раздавшийся неподалеку, заставил Витьку оцепенеть от страха. Он понял, что где-то, может быть, совсем рядом, немецкий танк раздавил кого-то из товарищей и, похоже, вот-вот наедет и на него.

Витька совсем сжался в комок, и тут же где-то в подсознании мелькнула мысль – бежать! Но это означало сразу попасть под очередь, вдобавок оцепенение сковало бойца, не позволяя ему даже сдвинуться с места.

Рёв мотора становился всё сильнее, сопровождающий его лязг гусениц усилился, и Витька с ужасом понял, что танк вовсе не проходит мимо, как он в глубине души ещё надеялся, и едет не куда-то, а прямиком на его стожок.

В какой-то момент всё-таки не выдержав, Первухин дёрнулся, и вдруг почувствовал, как некая жуткая тяжесть наваливается на него. Слыша вдруг окруживший его грохот, Витька понял, что оказался прямо под танком, и страшные гусеницы, лязгающие совсем рядом, не зацепили его.

Ещё не веря в такую удачу, Витька поплотнее прижался к земле, опасаясь как бы какая-нибудь оказавшаяся снизу железка не ободрала спину, но всё как-то обошлось. Давившая сверху тяжесть исчезла, и танк, обдав напоследок бойца бензиновой гарью, проехал дальше.

Какое-то время Первухин ещё пребывал в полуобморочном состоянии, но понимание того, что другие танки тоже могут ползти следом, заставило его встрепенуться. Он осторожно отогнул примятое гусеницей сено и выглянул из-под стожка.

Похоже, танки, зачем-то вытянувшись в линию фронта, шли поперёк луга. Во всяком случае, башни тех машин, которые видел Витька, были повёрнуты в сторону посадки, где уже собралась довольно большая толпа согнанных туда пленных.

Зато в другой стороне Витька только сейчас углядел зелёную полоску кустов, обрамлявшую луг, а за ней чётко различимую опушку леса. Вот только чтобы попасть туда, надо было пересечь луг. Это было опасно, но Витька после некоторого колебания всё-таки решился.

Он окончательно вылез из-под стожка, освободился от налипшего на гимнастёрку сена и, припадая к земле, пополз по-пластунски. Время от времени, одолев метров тридцать, Витька приподнимал голову и оглядывался, а потом, убедившись, что немцы, бывшие в танках, его пока не заметили, упрямо полз дальше.

От долгого ползания оба подсумка с патронами съехали на самый низ живота и страшно мешали. Витька в очередной раз определился, где сейчас танки, а потом, недолго думая, расстегнул пряжку и пополз дальше, оставив ремень с подсумками лежать на траве.

Сколько времени он пробирался к кустам, Первухин сказать не мог. Ему, ужом ползшему по земле, даже начало казаться, что клятый луг никогда не кончится, и Витька остановился, только когда почти упёрся головой в торчавший из земли комель. Он оглянулся, ещё раз посмотрел на рыскающие далеко позади танки и, вскочив на ноги, пригнувшись, нырнул в спасительные кусты.

Оставшееся до вожделенной опушки расстояние Витька одолел за считанные минуты. Оказавшись под деревьями, он вздохнул свободнее и сориентировавшись, уверенно зашагал в глубь леса. Тут не раздавалось пулемётных очередей, не слышалось криков, выстрелов, сюда не доносился устрашающий рёв танковых моторов, да и сами танки вряд ли могли бы двигаться во всё густеющей чаще.

Первухин почувствовал себя почти в полной безопасности, и тут неожиданный окрик:

– Стой! – приковал его к месту.

Витька чуть повернул голову и увидел прятавшегося за стволом небритого бойца, который, целясь в него из винтовки с отомкнутым штыком, грозно спросил:

– Куда идёшь?

– Не знаю… – недоумённо протянул Витька и развёл руками.

– Сейчас узнаешь… Топай вперёд! – и незнакомец повёл стволом винтовки, показывая, куда идти.

Витька уже разглядел привычную форму цвета «хаки» и, уяснив себе, что остановивший его боец никак не может быть немцем, спокойно пошёл в указанном направлении, правда, на всякий случай то и дело посматривая по сторонам.

Идти пришлось недалеко. Пройдя метров триста, они вышли на небольшую поляну, на которой расположилось человек тридцать красноармейцев. Судя по виду, они находились в лесу не первый день, а за командира у них был, как сразу и безошибочно определил Витька, сидевший на старой колоде сержант.

Конвоир подвёл Витьку к колоде и доложил:

– Во, сержант, смотри какой фрукт, прямо на меня вылез…

Сержант, тоже заросший трёхдневной щетиной, но одетый неожиданно аккуратно по форме, критически оглядел расхристанную Витькину фигуру и пренебрежительно кинул:

– Из пленных?

– Чё пленный? – возмутился Первухин и отрицательно замотал головой.

– А ремень где? – сержант ткнул пальцем в Витькину распояску и вроде как сочувственно спросил: – Что, парень, убёг?

– Убёг, – подтвердил Витька. – От танка.

– Не ври, – сержант подозрительно сощурился. – В поле не убежишь, а в лесу танки не ходят.