Анхен и Мари. Прима-балерина - Станислава Бер Страница 18

Теперь Фёдор Осипович сидел и хлопал ресницами.

– Служи! Выслуживайся, делай, что хочешь, а генеральских чин мне принеси, – сказала Александра Николаевна, встала и пошла в спальню.

* * *

Жёлтые фонари освещали набережную. Ледяные осколки блестели в воде, будто звёзды на небе. Дома, прижавшись друг к другу, застыли в ожидании ночи. Крест Казанского собора выглядывал из-за крыш, намереваясь пронзить хмурое небо. Анхен вдохнула полной грудью. К всегдашней сырости прибавились запахи приближающего лета. Скоро у Джоконды будет прикорм, ведь в проталинах пока ещё несмело, но уже пробивалась зелёная травка.

– Э-эх! Поскорей бы лето! Там и маменька приедет, и можно будет в парках гулять, и вообще, – заметила барышня, беря Ивана Филаретовича под руку.

– Кстати, о маменьке. Я обещал убрать с Вас позор или нет? – спросил господин Самолётов, останавливаясь у мостика.

– Не припомню, – деланно безразлично ответила Анхен.

– Обещал, – твёрдо сказал Иван Филаретович.

Анхен отпустила руку господина Самолётова и закружилась волчком, пытаясь рассмотреть спину.

– Что Вы делаете, Анна Николаевна? – спросил Иван Филаретович, округляя глаза.

– Хочу увидеть позорное пятно, – сказала Анхен с серьёзным видом, останавливаясь. – Нет. Всё ещё на месте.

Не выдержав, барышня прыснула.

– Ох, всё Ваши шуточки, смешки, забавы. А я ведь, и в правду, информацию имею, которая Вам будет как нельзя кстати.

Господин Самолётов одёрнул сюртук.

– Я провёл небольшое расследование и вышел на человека, который знавал как Вашего батюшку, так и Вашу матушку. Ему бы я доверился всецело.

– Вот как? И что же он Вам сообщил такого, что Вы стоите по стойке смирно, весь во фрунт? – заметила Анхен.

– Думал я, что Николай Радов мог быть безвинно осуждённым, но нет. Виновен! – сказал делопроизводитель и закивал в подтверждении своих слов.

– Не травите душу, – сказала Анхен и двинулась дальше по набережной.

– А вот маман… Она – святая! Так сей господин сказал, – добавил Иван Филаретович, догоняя Анхен.

– А ему откуда сие знать? – спросила она.

– Она при нём царя спасла. Вот откуда. Упросила поезд направить по запасному пути, и все остались живы.

– Неужели? А мы с сестрой почему об этом не слышали ни разу? – усомнилась Анхен.

– То мне не ведомо, – сказал господин Самолётов, пожимая плечами.

Спохватившись, он воодушевился.

– Быть может, у неё были на то причины? Ведь это тайна, как ты ни крути, государственной важности. Мне же, как сотруднику полиции, офицер открылся.

– Ну, не знаю. Маловероятно, – сказала Анхен.

– И ведь что интересно, Анна Николаевна, случай тот не единственный. Охранники царя ему докладывали о других историях, – сказал господин Самолётов.

– Ещё истории бывали?! Ну, это уже слишком, – сказала Анхен, останавливаясь.

– А как же! Бывали! Это что же получается. Маменька Ваша все грехи отца смыла. Отмолила вас с сестрой, – сказал Иван Филаретович, вставая лицом к собеседнице.

Он раскраснелся – то ли от ветра, то ли от горячего разговора. Красивые библейские глаза в окружении длинных ресниц блестели. Красавчик – хоть сейчас бери кисти и краски и картину пиши.

– Не верю я Вам. Выдумали всё, чтобы успокоить меня и жениться, – сказала барышня, обошла препятствие и дальше пошла.

Дорога до дома продолжалась в молчании. Господин Самолётов дулся, как пятилетний мальчик, которого наказали за чужие проказы. Госпожа Ростоцкая сердилась, чувствуя себя обманутой на базаре покупательницей.

– Милый юноша, Вы должны – нет, Вы просто обязаны! – пожурить Ваше начальство, – сказала госпожа Вислоушкина, как только Анхен в сопровождении господина Самолётова приблизилась к трёхэтажному дому на Гороховой улице.

Домовладелица стояла у арки и дёргала за поводок белого пуделя, мечтающего поноситься по весеннему тротуару. Там столько соблазнов! Ну и луж предостаточно.

– Серафима Савельевна, как Ваше драгоценное здоровье? – спросил юноша, целуя ей руку.

Старушка зарделась от двойного удовольствия – не часто ей в жизни попадались галантные кавалеры, а здоровьем интересовались лишь внучатые племянники, заглядываясь на её доходный дом.

– И за что обязан он журить начальство? – спросила Анхен, склонив голову вместо приветствия.

– Ну, как за что?! Где это видано заставлять барышню работать по воскресеньям? В эти дни приличные девушки посещают храм и Богу возносят молитвы, – заявила госпожа Вислоушкина, поправляя старомодный чепец из белых кружев.

– А кто же за девушек приличных счета оплачивать станет, если не работать? – парировала Анхен с напором на слово счета. – Про плату за квартиру я умолчу смиренно. Пойдёмте, Иван Филаретович.

Она поклонилась, прощаясь.

– Муж! Мужчина должен содержать жену, вот кто! – вдогонку крикнула ей госпожа Вислоушкина. – Вам замуж нужно выходить, а не шляться по убийствам и грабежам с блокнотом.

Молодые люди переглянулись при последних словах старушки и смущенные вошли в парадную.

– Да что же ты не предупредила меня, что гости будут. Здрасьте, – с порога проворчала Акулина. – Всегда ты так, Анька. Э-эх!

– Иван Филаретович зашёл на чай, а не в гости, – бросила в ответ на обвинения Анхен и провела господина Самолётова в гостиную.

– А грязи-то принесли, – тихо сказала старая служанка, но слышно было всем.

Черноухая крольчиха Джоконда сначала кинулась к хозяйке, но учуяв незнакомца, остановилась, привстав на задние лапы, и обнюхала воздух.

– Не бойся, моя девочка, это человек добрый, – сказала Анхен, присаживаясь рядом с любимицей, взяла её на руки и добавила. – Временами бывает.

Господин Самолётов рассмеялся и тоже присел. Осторожно погладил крольчиху. Джоконда доверчиво подставила лоб и спинку под его поглаживания.

– Она Вас приняла! Без дураков приняла, – восторженно сказала Анхен.

Дверь из комнаты Мари открылась, и в гостиную вышла сестра-близнец с книгой в руках.

– Добрый вечер, господа сыщики, – сказала она, улыбаясь. – Как я рада Вас видеть, Иван Филаретович!

– И я безумно рад, – сказал господин Самолётов, целуя Мари руку.

Хоть и под ворчание Акулины, но через полчаса на буфете стоял горячий самовар, а на столе появился фарфоровый чайный сервиз. К чаю служанка подала вишнёвый пирог.

– Ну, рассказывайте, – сказала Мари, выкладывая на тарелку делопроизводителя кусок пирога.

– Что? – спросила Анхен.

– Как что?! Месье Мариус уже на свободе? Насколько я понимаю, у вас есть теперь настоящие подозреваемые.

Господин Самолётов застыл с чашкой в руке и вопросительно посмотрел на коллегу.

– А что Вы смотрите с укором? Да, рассказываю я сестре про следствие, и что? Она была там, при убийстве, Вы забыли? – спросила Анхен, считая, что лучшая защита – это нападение. – Ей интересно.

Мари в недоумении захлопала ресницами и даже отложила ложку с вареньем.

– Ах, вот как, – только