Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 18

Как уже раньше было сказано, Россия вела одновременно две войны: с Польшей и Турцией. В то время, как 22 тысячи казаков бились за Дунаем с турками и крымчанами, несколько полков находились на Кубани, а все остальные, еще способные к службе, должны охранять верховые городки от пугачевских шаек. Конец 1773 и начало 1774 годов были самими тяжкими для донцов. Дон в ту пору обезлюдел: в опустелых станицах бродили лишь древние старцы, да охали израненные в боях казаки; многочисленные табуны лошадей паслись под присмотром малолеток. Некому было ни косить, ни пахать. Сиротливо глядели поля, где травы усыхали от зноя, а густые посевы безжалостно топтали кони и скот.

Некогда смертельная борьба с кубанскими татарами, как будто, притихла. Реже и реже они нападали на казачьи городки; если и случались схватки, то в глубине задонских степей – на реках Маныче, Кагальинке, Еи и других, да и то в редкость. С этой стороны казакам полегчало, как вдруг появились у них по соседству непрошенные гости. В разгар турецкой войны 4 ногайские орды, кочевавшие в Бессарабии, присягнули на подданство Русской державе. Их поселили на правой стороне Кубани, и сидели они смирно, пока крымский хан Девлет-Гирей не стал их возмущать. По его наущению три ногайские орды вызвались идти на Дон разорять беззащитные городки, а одна, именно Джамбулацкая, не согласилась, осталась нам верной. Тогда хан выслал против нее своего наместника, калгу, а вслед за ним двинулся из Тамани и сам, со всей ордой.

Стоявшие в Джамбулацкой орде полковники Бухвостов и Ларионов – один с гусарами, другой с казаками – бросились навстречу калге и разнесли его скопище после схватки на реке Еи. Хан остановился, стал выжидать случай. Вскоре после того узнает он, что с речки Калалы должен выступить большой транспорт, под прикрытием лишь двух донских полков – Платова и того же Ларионова. Хан призвал на помощь некрасовцев, пригласил многих городских князей, так что силы его почти удвоились. Он расположил их в скрытом месте, возле дороги.

Медленно поднимался с ночлега большой транспорт, состоявший из множества повозок и арб. Тут находились и больные, перевозился казенный провиант, имущество переселенцев; ногайцы, пользуясь прикрытием, перегоняли тысячи овец, верблюдов. Уже кавказское солнце начинало припекать; облако густой пыли скрывало передние повозки, ушедшие вперед. Казачьи разъезды шныряли по степи, зорко глядели вдаль и в то же время осматривали каждый кустик, попутный овражек. Вдруг, они натыкаются на целую орду, скрытую в глубоких балках реки Калалы. Первой думкой казаков было спасать свои души, но Платов их сдержал. Он надеялся устоять, пока не подадут помощи. Будущий атаман казачьего войска не растерялся, приказывал дельно, толково, внушительно. Казаки живо построили табор, навалили на земляной вал кулей и сели в осаду, а в то же время двое самых доброконных были вызваны оповестить Бухвостова. Перекрестились они и стрелой вынеслись из табора; но на глазах казаков один свалился, сраженный меткой пулей, другой скрылся в пыли. Было 8 часов утра, когда татары и горские князьки обступили со всех сторон неподвижный табор. Вот развернулось большое ханское знамя, и орда приветствовала его оглушающим криком. От одного этого крика могла застынуть в жилах кровь. Испуганные зверьки запрятались в свои норки; встрепенулись степные птицы, замолкли вверху жаворонки. По ханскому знаку загрохотал большой барабан; татары, на половину спешившись, пошли на приступ. Между цветными куртками и белыми чалмами красовались в бранных доспехах рыцарей князья Ка-барды, окруженные конными толпами послушных джигитов. Лихие наездники выносились вперед, гарцевали, спускали стрелы и снова скрывались, их сменяли другие, более смелые, которые кружились у самых окопов. Табор молчал, как могила. И только, когда забелели оскаленные зубы крымских разбойников, раздался первый дружный залп из пушек. Заметались ордынцы, многие в испуге повернули назад, другие с остервенением лезли вперед; князья Кабарды пришпорили коней. Казаки, еще мало выдержавши, выпалили из ружей, после чего схватились за пистолеты. Они били на выбор: ни одна пуля не пропала даром. Самые отважные уже стояли на валу, и, кружа саблями, кричали: «Вот неверные! Истребим же их, храбрые джигиты!». Она напрасно взывали: все остальное воинство удирало в степь. Переколовши храбрецов, защитники свободно вздохнули, но не надолго. Опять забил барабан, опять татары собрались и повалили на приступ. Семь раз они ходили и семь раз возвращались, с угрозами, с проклятиями. Многие не только побывали на валах, но успевали врубиться между повозок, где прокладывали путь своими кривыми и острыми как бритва саблями. Тогда, покинув на валах ружья, казаки брались за пики и травили этих «батырей», как зверей по клеткам. Вокруг земляного вала сам собой вырос другой вал, живой, где люди и кони, перемешавшись, копошились, ерзали, издавали крики, раздиравшие душу. Но и казаки ослабели, не хватало больше мочи: уже сабли притупились, руки опускались. Находило раздумье: не лучше ли сдаться? Раньше ли, позже ли, а татары осилят, потому их видимо-невидимо! Только будущий атаман хранил надежду и не терял обычной бодрости. Обходя казаков, он повторял: «Понадейтесь, станичники, на Бога; Он нас, православных, не оставит!

Постойте за матушку-царицу: она щедро вас оделит!». Татары в это время то съезжались, то снова разъезжались, и надо было ждать восьмого, последнего приступа как зоркий глаз того же Платова заметил за речкой облако пыли.

«Глядите, станичники, у меня что-то мелькнуло; уж не наши ли это?» – «Наши, наши!» – закричали казаки. В тот же миг слетели шапки, наступила тишина: каждый возблагодарил Господа за свое спасение. Мало-помалу, из облака пыли стали выделяться передовые всадники; они неслись во всю конскую прыть, и на глазах осажденных понесся целый полк казачий Уварова. Вот донцы сдержали лошадей, вытянулись в лаву и с опущенными пиками ударили на татар. «На-конь!» – скомандовал Платов, и его казаки покинули табор. Татары не выдержали, пустились наутек, преследуемые сзади. Верст за 6 или за 7 они наткнулись на конницу Бухвостова, спешившего на зов. Тут было 2 орудия. Из них брызнули картечью, после чего гусары приняли неверных в сабли. Тут уже вышел полный разгром: степные хищники спасались в одиночку, кто куда глядел, туда и удирал; вся окрестная степь покрылась беглецами. На поле битвы остались 2 султана, один бей, несколько знатных мурз да более 500 наездников. А казаки