Ганс Лихт - Сексуальная жизнь в Древней Греции Страница 19

Клянусь любезною Деметрой и мужа

Возвратом, — от другой не вынесла б речи

Подобной, и иное мне бы петь стала,

И за врага б сочла порог моей двери!

Ты тоже, милая, подобных слов больше

Ко мне не заноси. Такую речь к месту

С распутными вести старухам вам, — мне же,

Метрихе, дочери Пифея, дай сиднем

Сидеть, как я сижу. Не будет мой Мандрис

Посмешищем для всех! Но соловья, Гиллис,

Не кормят баснями. Поди, раба, живо

Ты чашу оботри да три шестых ачей-ка

Туда вина, теперь воды прибавь каплю,

И чарку полную подай. ФРАКИЯНКА На, пей, Гиллис! ГИЛЛИС Давай! Я забрела не для того, чтобы

С пути тебя сбивать, — виною здесь праздник! МЕТРИХА На нем зато и покорила ты Грилла! ГИЛЛИС Твоим бы быть ему!" Что за вино, детка!

Клянусь Деметрою, уж как оно вкусно!

Вкусней вина, чем здесь, и не пила Гиллис

Еще ни разу. Ну, прощай, моя милка,

Блюди себя! Авось Миртала да Сима

Пребудут юными, пока жива Гиллис!

[перевод Г. Церетели]

В данном случае сводня потерпела полную неудачу; Метриха совершенно недвусмысленно отправляет ее восвояси, будучи, однако, достаточно добросердечной для того, чтобы налить гостье на прощание вина, ибо ей прекрасно известна слабость женщин этого сорта, чье пристрастие к вину вновь и вновь подчеркивается авторами, образуя, особенно в комедии, мотив, неизменно встречавшийся аплодисментами.

Если женщина была слишком робкой, сводня (будь то мужчина или женщина) представляла в ее распоряжение свой дом или находила

15 М и з а — мистическое женское божество, принадлежащее к Элевсинскому культу. Похожий культ существовал на острове Кос, родине Геронда. См. Kosher, Lexikon der Afythologie , ii, 3025.

другую, нейтральную территорию для любовного гнездышка (публичный дом)16.

Частое упоминание таких любовных пристанищ античными авторами и многочисленность обозначающих их словечек показывают, насколько широко были распространены подобные услуги и сколь часто возникала в них потребность, так как здесь спрос и предложение всегда прямо зависели друг от друга.

Иногда, содействуя беззаконной связи, свой дом предоставлял для свиданий друг. Самый известный пример — отрывок из Катулла (Ixviii, 67); поэт не может найти слов, чтобы сполна выразить свою благодарность другу Аллию:

Поприте он широко мне открыл, недоступное прежде,

Он предоставил мне дом и даровал госпожу, Чтобы мы вольно могли там обшей любви предаваться,

Здесь богиня моя в светлой своей красоте Нежной ногою, блестя сандалией с гладкой подошвой,

Через лошеный порог переступила, входя.

[перевод С. В. Шервинского]

Случалось, конечно, и так, что муж знал о любовных шашнях жены и сносил их молча; порой он даже извлекал из них материальную выгоду — согласно речи против Неэры (ошибочно приписываемой Демосфену), жене приходилось покрывать расходы на домашнее хозяйство, приторговывая своим телом. Однако в случае супружеской неверности со стороны жены муж мог получить развод. Мы не станем подробно рассматривать юридические установления, связанные с таким разводом, но стоит упомянуть, что расторжение брака могло происходить также в силу иных причин. В их числе — несовместимость характеров, для рассмотрения которой, по мнению Платона («Законы», vi, 784), не мешало бы учредить третейский суд; далее, — бездетность, что выглядит довольно логичным, поскольку порождение законных потомков было, по мнению греков, главной целью брака. Поэтому женщины, не имевшие детей, прибегали к такой уловке, как выдача чужого ребенка за своего, ибо, по слову Диона Хризостома (xv, 8), «каждая женщина была бы рада сохранить мужа». Вполне естественным следствием этого была идея «пробного брака», иногда осуществлявшаяся на практике. О кинике Кратете сообщается (Diog. Laert., vi, 93), что он «...хвастал, будто бы и дочь свою// Давал на месяц в пробное замужество» [перевод М. Л. Гаспapoвa].

То, что было сказано выше о греческом браке, представляет собой попытку систематически свести в общую картину, которая вобрала бы в себя все значимые факты, разрозненные отрывки из различных авторов, касающиеся жен и супружества. Полученные таким образом результаты могут быть теперь дополнены различными подробностями, а пролить на них новый свет способны анекдоты, bons mots и тому подобный материал. Собрания такого рода составлялись уже в древности, и немалая

16 Называвшийся μαστρυλεΐα (уменьшит, μαστρΰλλια)

их часть дошла до нашего времени. Так, вопросы брака часто рассматриваются в философских произведениях Плутарха. Неисчерпаемым кладезем разнообразных сведений является сочинение «Пир ученых мужей» в 15 книгах, написанное Афинеем из египетского Навкратиса, жившим в эпоху Марка Аврелия. Застолье было устроено в доме Ларенсия, видного и высокообразованного римлянина; на него были приглашены двадцать девять гостей, отличившихся во всех отраслях учености, — философы, риторы, поэты, музыканты, врачи и правоведы, среди них был и Афиней, который описывает в своей книге (сохранившейся почти полностью — отсутствуют лишь начало и конец), обращенной к его другу Тимократу, все, что обсуждалось на пиршестве. В начале тринадцатой книги разговор заходит о браке и замужних женщинах: «В Спарте существовал обычай запирать вместе всех незамужних девушек и холостых юношей в темной комнате; каждый юноша уносил без всякого приданого ту девушку, которую он захватил». Согласно Клеарху из Сол, в один из праздников женщины протаскивали холостяков вокруг алтаря, хлеща их веревками. Это должно было служить назиданием остальным и заставить их жениться в положенное время. В Афинах первым ввел моногамию Кекроп, тогда как до него связи между полами были совершенно беспорядочными и господствовали «общинные браки». Согласно широко распространенному мнению, которое восходит якобы к Аристотелю, Сократ также имел двух законных жен — Ксантиппу и некую Мирто, которая была правнучкой знаменитого Аристида. Возможно, в то время это было разрешено законом ввиду недостатка населения. У персов все наложницы царя относились к его жене с уважением и почтением, отдавая ей земной поклон. Приам («Илиада», xxiv, 496) также обладал известным числом наложниц, что совершенно не раздражало его жену:

Я пятьдесят их [сыновей] имел при нашествии рати ахейской:

Их девятнадцать братьев at матери было единой;

Прочих родили другие любезные жены в чертогах.

[перевод Н. И. Гнедича]

Как замечает Аристотель (фрагм. 162), может вызвать удивление тот факт, что у Гомера Менелай не спит с наложницами, хотя остальные герои не довольствуются одной женой. Ибо по Гомеру, даже такие старики, как Нестор и Феникс, спят со своими женами. Они не ослабили себя в молодости пьянством, половой невоздержностью или обжорством, и поэтому неудивительно, что и в старости они полны сил. Если, таким образом, Менелай отказывается от того, чтобы взять себе временную жену, то поступает он так из уважения к Елене, своей законной жене, ради которой затеял этот поход. Но Терсит бранит Агамемнона («Илиада», ii, 226) как многоженца: «Кущи твои преисполнены меди, и множество пленниц // В кущах твоих, которых тебе аргивяне избранных // Первому в рати даем, когда города разоряем...» «Разумеется, — продолжает Аристотель, — это множество женщин были лишь почетным даром; ибо и вина доставляли ему в изобилии не