История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века - Анита Шапира Страница 19

как отдельных членов, так и каждую группу. ЕНФ-ККЛ был привержен еврейскому труду на своей земле, и каждый из этих элементов служил препятствием против соблазна нанять арабских рабочих. Была сделана ставка на самостоятельный труд, чтобы не нанимать дешевую рабочую силу других, в то время как взаимная ответственность обеспечивала власть группы над человеком, у которого могло возникнуть такое искушение. Власть федерации над группой дополнительно гарантировала, что работать будут только еврейские рабочие.

Это было началом концепции конструктивного социализма. Накануне Третьей алии в 1920 году Бреннер охарактеризовал мировоззрение оставшихся в стране членов Второй алии: сейчас это небольшой лагерь, который придерживается единого мнения, что спасение еврейского народа и Земли Израиля придет не через пророков или людей из большой политики, не через владельцев цитрусовых рощ и не через набожный пролетариат, а через группы новых рабочих, которые прибудут с громадными силами и устремятся к цели – поселениям, будь то кибуцы или трудовые ошавы (кооперативные фермы) в надлежащей коллективно-национальной манере»[61]. Таким образом, он сформулировал программу развития на предстоящие годы.

Трудовые коммуны бросили вызов квазиколониальному режиму поселений мошавов, представив альтернативу, которая, по утверждению рабочих, не только лучше соответствовала национальным интересам, но и была более этична. Цель заключалась в том, чтобы избавиться от социально-экономической окраски еврейско-арабских взаимоотношений и ограничить конфликт национально-политической сферой.

Концепция независимых рабочих, поселившихся на национальной земле, была попыткой приспособить систему поселения к потенциальному поселенцу. «Естественный рабочий» был наименьшим из меньшинств среди евреев. Подавляющее большинство обнищавших иммигрантов, достигших берегов Палестины, не собиралось селиться в деревне и заниматься физическим трудом. Они хотели обосноваться в городе и продолжать работать ремесленниками и заниматься торговлей – традиционными для евреев занятиями. Именно идеалисты выбрали сельское хозяйство, но они отказались мириться с конкуренцией с арабами, с унижением от работы под надзором и снисходительностью фермеров. Самостоятельное поселение рабочих вскоре стало известно как «трудовое поселение». Эта концепция, отвергнув мошавы, где евреи, как говорили, на самом деле не «работают», максимально использовала сильные стороны идеалистов, сводя к минимуму их слабости. Эти относительно хорошо образованные поселенцы хотели вложить в работу все свои силы и навыки и были открыты для технологических инноваций, желая учиться на сельскохозяйственном опыте как в Палестине, так и в других странах мира. Будучи инициативными, они стремились к постоянной модернизации. Их независимый, любознательный характер делал их бесполезными в качестве подчиненных, но они превосходно работали независимо, управляя собственными фермами. Таким образом, были объединены индивидуальные интересы основной части рабочих, у которых не было средств, и интересы сионизма.

Переход к рабочим поселениям означал отказ от «завоевания труда» в мошавах. Для двух рабочих партий этот концептуальный сдвиг дался нелегко. Для лидеров Hapoʻel Hatzaʻir отказ от мошава был подобен бегству с поля битвы в борьбе за «завоевание труда», в то время как для Poalei Zion идея, что рабочие будут управлять фермой, противоречила идеологии создания пролетариата Бера Борохова. Но такова была жизнь иммигрантской страны, где идеологии, не прошедшие проверку местной реальностью, видоизменялись, а элиты, придерживавшиеся старых взглядов, отодвигались на второй план, в то время как возникали новые элиты, демонстрировавшие новую реальность. Накануне Первой мировой войны идея независимого поселения рабочих на национальной почве, поддержанная сионистской организацией, была принята широкими слоями рабочих Второй алии, оставшимися в Палестине. Отныне рабочий мог претендовать на звание пионера – человека, который ежедневно воплощал в жизнь национальный идеал, принося себя в жертву на алтаре сионизма. В этот период рабочие составляли небольшое меньшинство ишува, лишенного как экономической, так и политической силы, но в зародыше они обладали притязаниями на гегемонию. Самосознание этих людей, таланты их лидеров и писателей в формулировании общественной повестки дня и внедрении ее в умы широких слоев за пределами своей собственной среды превратили это утверждение из притязаний немногих в национальный этос, который мало кто осмеливался оспаривать.

Это решение о создании трудовых поселений, которые составили бы территориальное пространство, защищенное от проникновения арабской рабочей силы, должно было определить характер еврейского ишува в Палестине как образования, существующего не среди арабского населения, а рядом с ним. Решение не было самоочевидным; евреи поселились в арабских городах, которые стали смешанными, еврейско-арабскими. Так было в четырех священных городах, а также в Яффо и Хайфе. Когда бывший член Bilu Яков Черток и его семья эмигрировали в Палестину в 1906 году, он решил арендовать большую ферму в деревне Эйн-Киния на холмах Эфраим, в месте, удаленном от любого еврейского поселения. Они прожили там два года, а затем переехали в новый район Ахузат-Байт, построенный недалеко от Яффо (который впоследствии станет Тель-Авивом). Этот поступок не был сочтен необычным. Были евреи, которые пытались купить землю в арабских районах, и до беспорядков 1929 года евреи жили в Газе и Хевроне (но не в Самарии, арабском сердце Палестины). Точно так же еврейский мошав был центром притяжения для местных арабов, которые вновь заселили арабские деревни, заброшенные в XIX веке. Таким образом, вариант создания общей экономики и смешанного еврейско-арабского общества в Палестине не считался невозможным. Понятно, что тогда никто не думал об идее создания отдельной экономики, которая повлекла бы за собой (как мы видим по прошествии многих лет) общество, отдельное от арабского, в качестве фундамента для независимого национального образования. Она проистекала из идеи защищенного, протекционистского пространства еврейского труда.

Евреи и их соседи

Палестина при османском владычестве не представляла собой единую политическую единицу. Галилея и Самария были двумя санджаками (округами) под названиями Акко и Наблус и входили в состав Бейрутского вилайета (провинции). Иерусалимский санджак, включавший центральную часть Палестины, холмы Хеврона, южную прибрежную равнину и Северный Негев, был важен из-за внимания международного сообщества к святым местам, поэтому находился под прямым управлением Стамбула. Несмотря на такое разделение, в Палестине возникли первые ростки арабского национального движения, возглавляемые образованными арабами-христианами. Арабы-мусульмане были в основном лояльны Османской империи и едва ли обладали независимым политическим сознанием. После Младотурецкой революции 1908 года, вселившей надежды на просвещенный режим, который позволил бы выражать националистические настроения в империи, в Палестине стали заметны некоторые проявления арабского национализма, такие как издание газеты Al Karmil в Хайфе, проповедовавшей антиеврейские настроения, но в этот период все еще трудно усмотреть какое-либо особое национальное сознание палестинских арабов. Однако арабы знали о попытках евреев поселиться в Палестине и были обеспокоены этим, воспринимая поселенцев как иностранное вторжение. В 1891 году арабские сановники из Иерусалима направили султану прошение, умоляя его остановить волну еврейских иммигрантов, прибывающих в Палестину. В ответ Высокая Порта