Феодора - Пол Уэллмен Страница 19

Сегодня, после захода солнца…

Внезапно Герои пришел в ярость. Значит, она соизволила простить его? Она просит его явиться? Она снисходит до него? Это же смешно, он, сын сенатора, получает подобные послания от какой-то шлюхи! Он поклялся, что никогда больше не будет иметь с ней ничего общего! На днях он женится на дочери сенатора Тестера, его будущее предопределено: дипломатическая карьера, спокойная, размеренная жизнь. Или она полагает, что он пожертвует всем этим ради ее прекрасных глаз?

Он презрительно улыбнулся, сломал табличку и швырнул обломки в окно. В конце концов, чего она хочет? Сначала она выбрасывает его из дома, потом просит прийти — видите ли, она поняла свою ошибку и хочет вернуть его. Она ждет, что он приползет на коленях, умоляя простить его и целуя ей руки? Просто удивительно, какого высокого мнения о себе некоторые женщины…

Час спустя старый Траз, садовник в поместье Полемона, наткнулся на молодого хозяина, копошившегося в кустах под окнами своей комнаты. Слуга тактично кашлянул.

Герои моментально выпрямился и, увидев Траза, нахмурился.

— Я… Я кое-что здесь потерял, — пробормотал он.

— Да, хозяин.

— Мелочь, ничего важного.

— Да, хозяин.

Старый Траз заметил, что Герон прячет за спину сломанную дощечку, а тот тем временем поспешил вернуться в дом.

В назначенное время Тея услышала стук в дверь. Госпожа, которая пропадала где-то всю прошлую ночь, целый день проспала, но к этому времени была уже одета, причесана и подкрашена с особой тщательностью. Когда утром Феодора появилась на пороге дома, рабыня онемела от удивления: изумрудного ожерелья не было на шее хозяйки. Но Тея, как обычно, не проронила ни слова. Увидев Герона, служанка также ничуть не удивилась, — Феодора предупредила ее заранее.

Юноша задыхался от волнения, поднимаясь по ступенькам. Он надел новую тогу с пурпурной каймой, уложил кудри по последней моде.

Тея распахнула дверь в маленькую гостиную. Феодора стояла у стола, пристально глядя на Герона. Лампа, находившаяся позади нее, подсвечивала ее прозрачное платье. На бледном лице сверкали темные глаза.

— Феодора… — хрипло произнес юноша.

Она молча смотрела ему в глаза. Герон сделал два шага вперед, и Тея закрыла за ним дверь.

— Я получил записку, там назначено время…

Его робость раздражала Феодору. Заурядный юнец, безвольный, слабый, к тому же глуповат. И на два года старше ее. Но у нее за плечами опыт, ум, сила, а он просто неловкий и неопытный мальчишка.

Вот он, перед нею. Стоило нацарапать заурядное послание, как он бросил все и примчался. Она может упиваться своей властью над ним. Все получилось слишком легко. Что ж, еще одна маленькая победа. Пусть он мямля, но он нужен ей сейчас, она поставила на него и не отступит от своего плана, ведь она — куртизанка, а значит, мужчины — ее естественная добыча.

— Я слушаю, — произнесла она, видя, что Герон совсем оробел.

— Феодора, нет ничего гнуснее моего отвратительного поступка! Я пришел просить о прощении…

Феодора почувствовала жалость к этому слабому существу, но тут же овладела собой.

— Простить не трудно, особенно если ты раскаялся, но я хочу быть уверенной, что ты действительно раскаялся.

— Как мне убедить тебя в этом? — голос Герона дрожал.

— Как? Очень просто. Какой-нибудь выдающийся поступок, подвиг…

— Ради тебя я готов на все — только прикажи!

— На все?

— На все!

Таким она еще не видела его. Истинно рабская покорность… Феодора села и с нежностью в голосе произнесла:

— Так ты любишь меня, милый?

— Я обожаю тебя, клянусь, ради тебя я пойду на смерть!

Герон бросился на колени и зарылся лицом в складки ее платья. Сейчас она одна владела его мыслями, он желал ее и не мог думать ни о чем другом, надеясь вернуть ее расположение.

Феодора почувствовала, что платье на бедрах промокло от его слез.

— Что ж, тогда я попрошу тебя кое о чем, но это будет нелегко сделать.

— Чем труднее, тем лучше, мне необходимо доказать тебе…

— Хорошо, хорошо, я знаю…

Она закрыла ему рот душистой ладонью. Излюбленный и безотказный женский прием — нежная ладонь на губах. Он снова и снова покрывал ее поцелуями, подтверждая, что прием сработал и на этот раз. Феодора отбросила всякую щепетильность.

— То, о чем я попрошу, можешь исполнить только ты, Герон.

Голос Феодоры зазвучал интригующе, Герон поднял голову с ее колен. На его ресницах дрожали слезы.

— Я сделаю это! Ты же знаешь, я сделаю все! Я люблю тебя!

— Я знаю, что ты постараешься, но дело это требует осторожности и осмотрительности, никто не должен знать о нем…

Она перешла на шепот, ее пальцы нежно перебирали кудри юноши. Сейчас она была настоящей волшебницей, Цирцеей[26], вечной Женщиной, которую мужчина никогда не постигнет до конца, и это давало ей магическую власть над ним; Клитемнестрой[27], следящей за Агамемноном, Клеопатрой, отправляющей ложное послание Антонию[28], ставшее причиной его самоубийства, Далилой, обрезающей кудри Самсону[29], доверчиво уснувшему на ее коленях…

Герон же был просто инструментом в ее руках. Будь он даже настоящим мужчиной, а не жалким скулящим щенком, она, не колеблясь, продолжила бы осуществлять свой план. Она думала о Хионе, и ею владело одно желание — отомстить. Даже если ее план провалится и ее ждет смерть, она все равно найдет способ рассчитаться с этой жирной себялюбицей за Македонию. В конце концов Герон ничем не рискует, немного вероломства, не так уж и страшно…

Герон коснулся дрожащей рукой груди Феодоры, прикрытой только тонкой тканью.

— Я хочу тебя, — прошептал он.

Она нежно отстранила его руку.

— Феодора!..

— Нет, не теперь. Сначала дело.

— А потом?..

— Потом я надену для тебя мою лучшую тунику, причешусь, как тебе нравится, мое тело будет умащено твоими любимыми благовониями — и все это только для тебя одного…

Она склонилась и приникла к его губам долгим поцелуем, а затем быстро оставила взволнованного юношу в одиночестве.

Поутру в дом Феодоры постучался раб с бледным лицом и непомерно длинными руками. Взглянув на него, Феодора сразу поняла, что за существо стоит перед нею.

Жители столицы сталкивались с евнухами повсюду. В Константинополе их было около семидесяти тысяч. Они как бы символизировали бездумную жестокость, попирающую права и достоинство человека. Операция, которой подвергался ребенок, была несложной, но ее последствия оказывались роковыми, превращая будущего мужчину в бесполое создание с тонким голосом, нескладным телом и меланхолическим нравом.

Жители Эфиопии кастрировали пленных мальчиков особенным образом, зарывая жертву в песок по самую шею, чтобы она не могла прикоснуться