Юрий Торубаров - Тайна могильного креста Страница 2

— Шастаешь тут по ночам, — проворчал он. — Говори, что стряслось! — Голос выдавал волнение: воевода понимал, что в такое время Аким по пустякам беспокоить его не станет.

— Вставай, воевода! Купчишки рязанские объявились, вести дурные принесли…

Сеча сбросил тулуп, которым, любя тепло, укрывался на ночь. Забыв про тяжесть в пояснице, про старые израненные ноги, по-молодецки вскочил и босиком бросился к двери. Загремел засов, и в проеме показался встревоженный Аким со свечой в руке.

— Где они?

— Там, в сенях, — махнул рукой Аким.

— Проси в гридницу, я сейчас.

Тяжелые предчувствия одолевали воеводу. «Даниил объявился? — билось у него в голове. — Может, опять Мазовецкий зовет на помощь? Или поганые кипчаки близко?» Да нет, в стане кипчаков у него уже давно свои люди. Не дай Бог, чего задумают там, воеводе сразу станет известно. Мазовецкий тоже вряд ли. Князь Михаил без совета с князьями да дружинниками на помощь полякам не пойдет. Даниил? Но почему тогда купцы?

Воевода поежился — в опочивальне было прохладно. Кряхтя, подался вперед, нащупал корзно[2], подбитое заячьими шкурами, положил его на колени, провел рукой по мягкому меху. Держась за поясницу, поднялся, набросил одежку на костлявые плечи.

Набежавшие тучи скрыли луну, и в комнате совсем стемнело. Сеча нашарил на столе огневище и кресало, и яркие искры снопом посыпались к его ногам. Вспыхнувшая свеча осветила маленькую комнату с голыми стенами и сводчатым потолком. Прикрывая пламя рукой, Сеча вошел в гридницу. Свет выхватил из мрака длинный, с резными ножками, дубовый стол, стулья с подлокотниками. В глубине дома гул шагов прозвучал тревожно, как эхо набата. В дверях появился высокий статный Аким, за ним смутно вырисовывались фигуры нескольких человек.

Купцы, все крепкие, широкоплечие, бородатые, степенно рассаживались вокруг стола.

— Пусть принесут чего-нибудь, Аким, — попросил воевода, кашлянув в мосластый кулак.

Гости и хозяин молчали, разглядывая друг друга. Два молодых отрока принесли жбан с медком и разную закуску. Воевода терпеливо ждал, пока пришедшие утолят первый голод. Наконец купцы обтерли ладонями рты и выпрямились.

— Что случилось? — тихо спросил Сеча.

— Беда, князь, татары взяли Рязань, — сдавленным голосом произнес один. — Ведет их Батый. — Он немигающе уставился на воеводу.

Ударь гром среди ясного неба, поверни Жиздра вспять — и то меньше ошарашило бы Сечу, чем эти слова. Пораженный услышанным, воевода приподнялся, сразу как-то осунувшись, побледнев. В висках застучало…

…Да, татар он знал и помнил. Встречался с ними на Калке. Проснулся тогда таинственный Восток. Как первые лучи восходящего солнца поползли обрывочные, несвязные слухи о далеких невиданных пришельцах. Еще не неся явной угрозы, они росли и крепли. И главными вестниками были вчерашние враги Руси — кипчаки.

Слава делит, беда роднит. Все настойчивее, все слезливее пошли мольбы полоцкие. Не их — себя спасать откликнулась Русь! Русь, да не та…

Собрались гордые и упрямые правители русской земли на киевском дворе. И многие пошли своей дорогой. Не поняли, не оценили они эту новую восточную силу. Думалось им, что она подобна кипчакским набегам, от которых хоть и натерпелась Русь, но немало князей, чего греха таить, на них нажились…

Боевой, помнится, был тогда совет. Некоторым князьям хотелось видеть своим вожаком отважного галицкого князя Мстислава, прозванного в народе Удалым. Но разве мог гордый Мономахович идти под стягами галицкими! Порешили: каждый идет своим путем. Не по чину просил тогда слово он, воевода князя Козельского. Долго убеждал, чтобы отказались они от этого смертоносного для Руси решения. Доказывал: в единении сила. Приводил примеры, до чего доводила на Руси грызня княжеская. Напомнил им о Великом Мономахе, при котором Русь была едина и вороги, как мышь кошки, боялись тогда приближаться к границам русинским.

— Кто нас поучает? — поднялся красный от гнева Ярослав Мстиславович. — Каких это земель он князь?

Кто-то ехидно бросил:

— Он такой же князь, как ворон — сокол!

В толпе засмеялись. Но поднялся Святославович, глаза сверкали праведным гневом.

— Да, не князь это, мой воевода! Но разве не дело он говорит? — Мстислав Козельский повернул к князьям честное открытое лицо. Но презрением и ненавистью встретили они его слова.

— Наше дело! — расхохотался Ярослав. Многим его смех показался неестественным. А он продолжал с вызовом: — Да ты просто трус! Хочешь со своим воеводой прятаться за нашими спинами! Я один пойду на этих нехристей! — ударил он в свою грудь огромным кулачищем. — И вы мне не указ!

Вскипел Мстислав, угрожающе потянувшись к рукояти меча, висевшего на широком узорчатом поясе с каменьями.

— Други мои! — вскочил Мономахович, поднимая руки, — еще не хватало, чтобы на потеху вражине затеяли сейчас срам! Богом прошу — успокойтесь!

Князья сели, гневными взглядами оглаживая друг друга. Нашлись у Ярослава союзники.

— Оставайтесь, без вас пойдем! — загалдели они.

Беспомощным, неуверенным выглядел тогда Мстислав Романович, князь Киевский. Так и не смог урезонить отчаянные, бездумные головы. Только молвил:

— Бог нас рассудит, князья…

Наутро выступили в поход. Козельцы объединились с киевлянами, черниговцами. К ним примкнули еще несколько князей.

Неведомое воинство встретили на четвертый день пути. Далекие точки маячили на вершинах холмов. Словно перекати-поле, всадники то появлялись, то исчезали неизвестно куда. Всю ночь, не сомкнув глаз, ждали русичи нападения, да так и не дождались. Кое-кто уже начал сожалеть, не ушла ли вражина. А с рассветом увидели: облепив далекий холм, как пчелы матку, стоят недобрым ветром занесенные в эти края люди. Русские приготовились к бою. Но татары вдруг развернули коней, послав всего лишь несколько стрел, и растаяли, словно облако в ветреный день.

Русы не стали топтаться на месте, а пошли дальше на восход солнца. Вскоре достигли злополучного берега Калки, откуда и началось падение славы русского оружия. Вновь появились татары — выходцы из ада. Темной лавой устремились на лагерь русичей. Задрожала, застонала земля, вспугнутое воронье взвилось и закружилось в светлеющем небе, оглашая местность могильными криками. Дозорные, заметив движение врага, подали сигнал. Дружина изготовилась к бою.

Все ближе враг, грозящий смести все на пути, все громче гул. Вот уже можно разглядеть лица в отблеске разгорающегося рассвета — скуластые, темные. Широко расставленные маленькие глаза, приплюснутые носы. Вдруг темная масса остановилась как вкопанная, застыла на мгновение. И тут всадники, точно по команде, взметнули луки, и засверкали в лучах восходящего солнца стрелы. Упали первые воины. Строй русских, качнувшись, сомкнулся, одеваясь стальным обручем щитов.