Василий Ян - Том 1 Страница 2

Конец 70-х — начало 80-х годов прошлого века — Киев, где Василий Янчевецкий родился, и Петербург, где прошло раннее детство. 80-е — начало 90-х годов — пора ученичества сначала в рижской, затем в ревельской (таллинской) гимназиях. 90-е годы — годы студенчества на филологическом факультете Петербургского университета. И не благопристойная, на радость близким, карьера чиновника по окончании учебы, а беспокойные годы странствий, или, как скажет о них писатель впоследствии, «хождения по Руси»…

«Осенью 1898 года в холодный и дождливый день я отправился в путь. В овчинном крестьянском полушубке и высоких смазных сапогах, с брезентовой котомкой за плечами и посохом в руке я смешался с толпой пешеходов.

Я шел в деревню потому, что меня тянуло бродить среди толпы, сблизиться с народом, великим, загадочным, таящим в себе неизмеримые силы и которому, я считал, вес мы, интеллигенты, должны служить. Для меня, как и для большинства интеллигенции той поры, под «народом» подразумевались преимущественно крестьяне, составлявшие подавляющую часть населения страны.

Останавливаясь в деревнях, я наблюдал ежедневный крестьянский быт, и мне самому хотелось испытать, понять заботы, радости и печали трудового народа, хотелось заглянуть в то, что называется «душой народа»! Ночевал на постоялых дворах, в крестьянских убогих избах, слушал рассказы мужиков об их бродяжничестве в поисках работы, предания и сказки бабушек, девичьи песни. Встречал я радушный приют у сельских учителей, тайно кипевших радикальными и революционными убеждениями, в землянках лесорубов, шалашах звероловов-охотников. У всех я видел под скромной «сермяжной» полунищенской внешностью большие думы, великодушные сердца, упорство, стремление вырваться из мучительных тисков нужды».

О том, как далеко простирались и как были разнообразны географические маршруты странствий, рассказывает, как бы продолжая отца. М. В. Янчевецкий. Будущий писатель «бродил по России, где пешком, где подсаживаясь на попутную телегу или в лодку.

Где только он не побывал: на берегу озера Ильмень, в Новгороде, в рыбацких поселках и крестьянских селах, в глухих лесах и пыльных степях, у сектантов возле озера Селигер и в деревнях Ржева и Смоленщины, в «народной школе» А. С. Рачинского у села Татева и в «воскресных школах» для крестьянских девушек Тульской губернии, в «Иконописной школе» при Троице-Сергиевой лавре, и в женском «братстве», организованном работницами Большой Ярославской мануфактуры.

Из Симбирска, пройдя берегом Волги до Казани, он тянул вместе с бурлаками тяжелую баржу с «астраханским товаром», а оттуда степью прошел к старинному городу Малмыжу… Записи о своих наблюдениях с дороги он посылал в Петербург и Ревель: часть их была напечатана в «С.-П. ведомостях» и «Ревельских известиях».

Побывал он и в Старом Мултане, в Удмуртии, городке, известном «Мултанским делом» [5], жил в деревне Кузнерки, где записывал песни и народные предания и был там даже зачислен деревенскими суеверными бабами в «чудородцы», «антихристовы работнички», несущие «конец света». Всюду он видел нужду, тяжелую мужицкую долю, неграмотность, невежество и особенно тяжкие картины частого недорода и неурожая в деревне, нищавшей и вымиравшей от голода и болезней.

Побывал он и в разных местах Украины; на связке плотов спустился по Днепру, от Орши до Киева и до Екатеринослава (ныне Днепропетровск), был в Кременчуге, и в шахтах Криворожья, и на Полтавщине. Тогда же на пути в Казань, на «Владимирке», тракте Москва — Владимир, по которому гнали каторжан в Сибирь, он услышал от переселенцев, медленно тянувшихся по тракту обозами в сторону Урала, народную крестьянскую легенду о будто бы существующей где-то далеко на востоке, в Сибири, привольной и непаханой тучной земле — «Зеленом клине», куда стремились измученные нуждой, бросившие истощенные клочки неурожайной земли русские переселенцы.

При поездке в Вологду и на Онежское озеро по Мариинскому каналу (впоследствии здесь построен Беломорско-Балтийский канал) к ссыльному другу — студенту В. Ветринскому (Чешихину), «пешеход» в Свири едва не стал жертвой бандитской шайки, заманивавшей, грабившей и убивавшей проезжих, и спасся чудом, отплыв на караване барж с «красным товаром». Там В. Ян познакомился со старым отставным «морским волком» — старшиной каравана, поведавшим о многих своих удивительных плаваниях вокруг света. «Жизнь— это большое «колесо с крючком»… Бывает, что крючок подойдет к тебе совсем близко, и если за него ухватиться, то колесо подымет так высоко, что оттуда, сверху, откроется вид на весь мир. Хватайся за крючок, и ты увидишь то, чего в другой раз увидеть не придется…» Мой отец впоследствии часто вспоминал эти слова старшины, говоря об удивительных поворотах своей судьбы…» [6].

В жизни В. Г. Янчевецкого на протяжении первого полувека они следовали один за другим. Конец 1899-го — начало 1900 года он проводит в поездках по Англии как корреспондент газет «Новое время» и «Ревельские известия». По возвращении из Англии отправляется в Асхабад (нынешний Ашхабад), где служит в канцелярии начальника Закаспийской области. Это «вызвало далеко идущие последствия, наложившие отпечаток на всю мою жизнь и творчество. Так я из «пешехода» превратился во «всадника»…», — не без самоиронии вспоминал он впоследствии свой первый приезд в «казавшийся… сказочным городок-крепость на границе пустыни и диких гор», где «долго чувствовал себя как в стране, похожей на мир из романов Фенимора Купера и Майн Рида. И первое, о чем я страстно мечтал, — это иметь дивного верхового коня, самому ухаживать за ним и странствовать на нем в далеких поездках по пустыням и горным ущельям». Исполнение мечты не пришлось откладывать надолго.

Поселившись в Асхабаде, Василий Янчевецкий сблизился с военными и чиновниками, которые, разделяя демократические настроения и убеждения, основали «Закаспийский кружок любителей археологии, Общество исследователей Закаспия, Общество востоковедения, городскую библиотеку и музей. Эти люди преподавали, лечили, строили, изучали Туркмению, ее язык, фольклор, литературу, искусство, архитектуру и историю древнего туркменского народа». В их кругу он тоже «стал изучать Среднюю Азию, Туркмению и сопредельные страны и писать о них свои впечатления, очерки, статьи, рассказы, печатаясь в обеих местных газетах, а также в петербургской печати… Посещал я городские библиотеку и музей, собрания членов обществ востоковедения и археологии, исследования Закаспийского края и другие собрания, но особенно я пытался завести дружбу с туркменами — аборигенами страны, изучал туркменский язык, а бывая в туркменских кочевьях, беседовал с их жителями». Сильнее и больше всего будущего писателя «манили бирюзовые дали, таинственные персидские горы, мечты о скитаниях по Азии». Повинуясь этому зову древних караванных путей и необжитых пустынных просторов, он совершил множество служебных, инспекторских и экспедиционных поездок вдоль персидской и афганской границ, в Мерв (нынешние Мары), Хивинское ханство и Бухарский эмират, в Самарканд, Ташкент, Фергану, на полуостров Мангышлак, нефтяные промыслы Каспия и острова-лепрозории. Не однажды пересекал, причем по разным нехоженым маршрутам, Каракумскую пустыню, которая навсегда поразила воображение с того первого раза, когда открылась в окно поезда взору, жадному до новых впечатлений.