Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I Страница 2

Правда, некогда грозное Запорожье теперь не представляло опасности для Крыма, так как на Сечь был введен крупный польский гарнизон и казаки Черкасского реестрового полка, а ее коренные аборигены — запорожцы, которых осталось всего несколько сотен, были выдворены с привычного места обитания и ютились на «Низу» на одном из днепровских островов. Тем не менее, угроза вторжения крупных сил ордынцев в пределы Малой Руси была практически ликвидирована, поэтому и казацкая стража, ранее несшая службу на курганах, была снята. Не имело смысла держать ее здесь постоянно и только редкие казачьи разъезды порой останавливались у какого-нибудь из них на кратковременный отдых.

Но сейчас Дикое поле было пустынным и безлюдным еще и потому, что уже наступила зима и каждый, кто задержался в степи или в приднепровских лесах до этого времени, торопился укрыться от зимней непогоды на волости, то есть в селах и местечках приграничной полосы. Редко кто отваживался в это время года без крайней необходимости углубляться в голую и безлюдную степь, где негде было укрыться от сильного мороза или внезапно разыгравшейся снежной бури.

Однако, в том 1647 году начало декабря было на удивление теплое. Не то, что снега, но и заморозков даже ночью еще не отмечалось. Повсюду зеленела молодая поросль, пробиваясь сквозь прошлогоднюю пожухлую траву, воздух был по-весеннему теплым и пряным. Многие птицы, обычно улетавшие на зимовку в южные земли, остались на местах своего обитания. Седоусые старики не могли припомнить такой теплой зимы и только покачивали головами, повторяя: «Ох, не к добру все это, не к добру!». Но чего именно опасались старые люди, было не понятно. Последнее десятилетие поляки не случайно называли «золотым веком». Казацкие восстания, потрясавшие Украйну на протяжении более десяти лет, были окончательно подавлены гетманами Конецпольским и Потоцким, казацкие вольности упразднены, реестр сокращен до 6 000 человек. Запорожье — этот неиссякаемый источник бунтарских настроений уже несколько лет, после неудачной попытки кошевого Линчая поднять очередное восстание, контролировал размещенный там гарнизон коронных сил. Крымский хан сидел смирно за Перекопом, и Речь Посполитая даже перестала выплачивать ему ежегодную дань по своим договорным обязательствам. Польские магнаты, слетевшиеся в южнорусские земли как мухи на мед, чувствовали себя полными хозяевами этого цветущего края. Русское население, превращенное ими в своих холопов, стонало от панского гнета, но поделать ничего не могло. Православные церкви повсюду закрывались, а те, которые еще остались, передавались в аренду иудеям. Чтобы отправить в церкви службу, покрестить ребенка или повенчаться, надо было платить еврею — арендатору немалый чинш. Жизнь и имущество русского холопа польский закон не охранял, каждый шляхтич вправе был в своих землях вершить свой суд по Литовскому статуту. Реестровые казаки, в которых люди привыкли видеть своих защитников, теперь лишены были своих вольностей и превратились в охранников польских магнатов.

Украйна тихо роптала, но ропот тот не слышен был в Варшаве. Польские вельможи, проводя время в пирах и забавах, были уверены, что казацкой вольнице наступил конец. Разгромив восставших под Кумейками, польный гетман Потоцкий посадил захваченных в плен запорожцев на колья по всей дороге до самого Днепра. Запорожье притихло, а без поддержки Запорожской Сечи недовольство холопов панским своеволием не представляло угрозы. Не было оснований опасаться и реестровых казаков. Их вольности были урезаны, они потеряли право избирать своих полковников и старшину, до недавнего времени командовали ими польские комиссары.

Правда, в народе поговаривали, что не все ладно и в самом польском королевстве, мол, король стоит на стороне казаков и хочет укротить вельмож, но сейм против него. Ходили слухи, что король готовится к войне с Турцией, для чего послал старшим реестрового войска полковникам Барабашу и Караимовичу много денег на постройку «чаек», а также возвратил казакам их привилегии. Заслуживающие доверия люди рассказывали, что по королевскому поручению года два назад бывший войсковой писарь Зиновий Богдан Хмельницкий, или Хмель, как его звали в казацкой среде, сформировал и отправил во Францию сводный полк из двух с половиной тысяч казаков, которые воевали в войсках принца Конде. Кое-кто из них уже возвратился на Украйну, и теперь в шинках за ковшом оковитой вспоминал о жарких боях у Дюнкерка под командой отчаянно храбрых полковников Ивана Сирка и Ивана Золотаренко, а также неукротимого и свирепого запорожского атамана Максима Кривоноса.

Что в этих слухах и разговорах было правдой, а что выдумкой, того достоверно не знали не только поспольство и простые казаки, но даже шляхтичи, постоянно проживающие на украинной территории. Однако, дыма без огня не бывает и что-то за всем этим скрывалось, так как совсем недавно в Варшаве разразился крупный скандал — вельможи обвиняли главного королевского советника канцлера Оссолинского чуть ли не в государственной измене, а сейм запретил королю Владиславу 1У набирать к себе на службу иноземных солдат. Поговаривали, что этим решением он был просто взбешен, так как деньги наемникам уже были выплачены за счет средств, полученных королевой от продажи своих драгоценностей.

Произошли новые назначения и в руководстве реестровыми казаками. Барабаша опять понизили с черкасского полковника до войскового есаула при польском комиссаре Шемберге. Хмельницкий, совсем недавно восстановленный в должности войскового писаря, вдруг не понятно по какой причине снова стал сотником, а отношение к нему черкасского старосты Александра Конецпольского резко изменилось. Жители близлежащих к Чигирину сел и местечек рассказывали, что особенно взъелся на него чигиринский подстароста Чаплинский. По слухам, дошло до того, что люди подстаросты избили одного из его сыновей так, что тот даже умер от побоев. Старые казаки, передавая друг другу эти известия, приговаривали: «Ой, не простит Хмель этого злодейства Чаплинскому, не простит».

Все они знали Хмельницкого не один десяток лет и мало кого уважали так, как чигиринского сотника. Рассказывали, что еще при коронном гетмане Жолкевском он волонтером участвовал в сражении под Цецорой, где нашел свою смерть и знаменитый польский полководец и отец Богдана — Михаил Хмельницкий. Сам он чудом остался жив, но попал в турецкий плен и два года провел в Царьграде и в Крыму. После возвращения на Украйну первый гетман реестрового войска Михаил Дорошенко включил его в реестр, хотя претендентов тогда было в три раза больше, чем могло быть записано в казаки. Дорошенко сделал правильный выбор, так как вскоре Богдан приобрел такой авторитет даже у запорожцев, что они сделали его своим наказным гетманом и в 1629 году выступили под его началом в морской поход на Царьград. По возвращению домой он был произведен в чигиринские сотники и ходил с вновь избранным королем Владиславом 1У к Смоленску, осажденному царскими войсками. Там за проявленную храбрость король наградил его своей саблей, ножны и эфес которой были инкрустированы золотом и драгоценными камнями. Вскоре после этого Хмельницкий стал войсковым писарем реестровых казаков, завел много влиятельных знакомств в Варшаве, где не раз побывал по делам службы. Восстания Павлюка, Скидана, Острянина и Гуни, в которых он, как и большинство реестровиков, не принимал участия, тем не менее, негативно отразились на его карьере. В 1638 году на Масловом Броде он лишился своей должности и опять стал чигиринским сотником.