Мариена Ранель - Маски сброшены Страница 2

— Вы та, которая взволновала мою душу.

И эта фраза была тоже вполне типична для маскарада. И если она о чем-то говорила, то никак не о том, что неизвестный мужчина знает её или считает, что знает. Но юной барышне так не показалось. Она растерянно посмотрела на незнакомца.

— Вы меня, наверное, принимаете за другую? — произнесла она. — Уверяю вас, мы незнакомы!

— Ну, ежели вы так рьяно уверяете меня в этом, то, стало быть, мы, действительно, незнакомы, — играючи сказал он. — Что ж, так даже интереснее! Попробую угадать: кто вы. Итак, вы здесь одна и никогда раньше не участвовали в подобного рода развлечениях. Что бы это могло значить? Очевидно, вы находитесь здесь инкогнито? Ваше положение в обществе не позволяет вам участвовать в таких развлечениях? Но вы устали от строгих правил и вам хочется глотнуть глоток свободы и насладиться запретным плодом?

— Все именно так.

— Кто же вы? В вашем голосе чувствуется уверенность, достоинство и решительность. А между тем, ваш голос так юн и нежен. Я теряюсь в догадках!

— Очевидно, по правилам этой игры вы должны разгадать, кто скрывается под маской, — предположила она.

— Игры? Что вы имеете в виду?

— Ну… Этот маскарад, — неуверенно ответила она.

— Да, действительно, — согласился он. — Любой маскарад можно назвать игрой. Однако у этой игры нет определенных правил.

— Нет правил…

Ее взгляд от незнакомца переключился на раскрепощенную и шумящую толпу в домино либо просто в масках и фраках или бальных платьях. Несколько секунд она наблюдала за этой маскарадной процессией, пытаясь определить для себя, в чем заключается суть игры без правил. Хаотичное, непредсказуемое, свободное и даже в какой-то степени фривольное поведение, танцы, топот… Действительно, полное отсутствие правил. Можно делать все, что тебе вздумается, и никто тебя не осудит. Осудить можно личность или имя, а у маски нет ни имени, ни личности.

— Вы можете исполнить мою просьбу? — попросила она.

— Все, что вы пожелаете, и все, что будет в моих силах, загадочная маска!

— Не пытайтесь узнать: кто я. Оставьте свои попытки проникнуть в мою тайну. Ограничитесь тем, что вы видите.

— Что ж. Ваша просьба для меня закон, загадочная маска.

— Благодарю вас.

Незнакомец галантно протянул ей руку. Его рука была твердой и уверенной. Это была рука сильного и целеустремленного мужчины.

— Пожалуйте за мной в этот безумствующий мир маскарада! — торжественно произнес он.

Она никогда не представляла, что, нарушив внушаемые ей с детства правила и запреты, получит такое огромное удовольствие. Она ощутила себя птичкой, которая вырвалась из золотой клетки и впервые оказалась в мире неведомых ей развлечений. Необыкновенное чувство свободы и протеста к нормам морали и правилам этикета переполняло все её существо. Она смеялась слишком громко, она танцевала слишком вызывающе и, кроме того, она флиртовала с мужчиной, которого совсем не знала. И все это ей безумно нравилось! Но её поведение мало чем отличалось от поведения остальных.

Ее кавалер был галантным и внимательным на протяжении всего маскарада. Он старался угодить всем её прихотям, поддерживать все её сумасбродные выходки, выполнять её маленькие капризы. Она чувствовала, что её особа вызывает в нем интерес и симпатию. И даже маска, полностью закрывающая её лицо, не в состоянии заглушить эти чувства.

— Как чудесно! — восторженно произнесла она, когда они уединились в одном из отдаленных уголков особняка.

— Это вы чудесная, моя загадочная маска! Никогда не чувствовал себя так превосходно ни с одной женщиной! — признался её кавалер.

В ответ на это признание её рука легла на его плечо. Пальчики, облаченные в перчатку, нежно прикоснулись к его щеке. Голосом, полным решительности и очарования, она произнесла:

— Я хочу остаться с вами наедине. Не здесь. А где-нибудь, где нас никто не сможет побеспокоить.

Он посмотрел на неё странным взглядом. Этот взгляд словно пытался проникнуть под маску и увидеть выражение лица, с которым были произнесены эти слова.

— Я могу это устроить, — после короткой паузы прозвучал ответ на её просьбу.

Комната, куда он её привел, находилась в мезонине и принадлежала, вероятно, кому-либо из так называемых родственников-приживалов, время от времени наведывающихся под широкое крылышко великодушной хозяйки дома. Обстановка комнаты была не слишком роскошной, но довольно уютной.

Едва она вошла в комнату, её охватили стыд и смущение. Но сильнее стыда и смущения были: боль от разочарования, досада за собственную наивность и злоба на весь лицемерный свет. И эту боль, и эту досаду, и эту злобу можно было заглушить единственным, как ей казалось, способом. Но её что-то сдерживало: то ли поведение её кавалера, который обращался с ней слишком уважительно, словно с царственной особой; то ли въевшиеся в неё предрассудки; то ли страх перед первой близостью. От слабости и нерешительности она тихо расплакалась. Ее слез не было видно из-под маски, но незнакомец все же почувствовал её плач. Он встал у неё за спиной и, слегка склонив голову над её ухом, прошептал:

— Расскажите мне о вашей печали.

Она вздрогнула. Его голос, полный участия и заботы, затронул болезненные струны её души. Она повернулась к нему и уткнулась лбом в его фрак. Она почувствовала, как его рука нежно погладила её по волосам.

— Доверьтесь мне, — произнес он. — Я все для вас сделаю.

Вряд ли что-либо способно было так утешить её, как эта нежность чужого, незнакомого, но такого чуткого и заботливого мужчины. Подчиненная какому-то внутреннему порыву — тому, что заставляет в минуты слабости и отчаяния искать поддержки у ближнего, она теснее прижалась к нему и обвила руками его плечи. За её объятием, ищущим поддержки, последовало ответное его объятие, дающее эту поддержку. Она ощутила нежное и страстное дыхание около своего виска. Его губы слегка коснулись её шеи.

— Я хочу быть вашей. Этой ночью, — произнесла она, пугаясь и одновременно восхищаясь собственной смелостью.

Какое-то каменное напряжение появилось в его руках, обвивающих её стан. Его дыхание замерло, и только сердце продолжало учащенно и громко биться.

— Я знатного происхождения, — в лихорадочном возбуждении продолжала она. — Я молода и привлекательна. У меня безупречная репутация. Я чиста перед богом и светом. И моего тела никогда не касались мужские руки.

— Вы сводите меня с ума! — прошептал он. — Но, умоляю вас, не толкайте меня на этот бесчестный поступок!

— Назвать бесчестным этот поступок — все равно, что назвать бесчестной меня!