Душегуб из Нью-Йорка - Иван Иванович Любенко Страница 2

Но сегодня какой-то мерзавец начинил жирную тушу Хилла одиннадцатью унциями свинца[6]. Об этом ему только что доложил его консильери[7] Альберто Риццо, бывший в миру биржевым маклером. Подтянутый и аккуратный, с правильными чертами лица, он стоял перед доном, слегка облокотившись на косяк двери.

Дон, невысокий, сухощавый человек пятидесяти восьми лет, с тонкой ниткой усов, утонув в кресле, отламывал кусочки галет, запивая их маленькими глотками кьянти. Наконец он поставил на столик бокал, откинулся на спинку кресла и, держась за подлокотники, проронил:

– Пятьдесят тысяч человек остались без профсоюзного начальства. Стадо может выбрать себе нового вожака самостоятельно. Этого нельзя допустить.

– Предлагаю поставить на его место Родригеса Райта. Он всегда держит нос по ветру, да и на скачках частенько поигрывает. Содержит любовницу.

– Хорошо, – согнав с носа невидимую муху, кивнул Томмазини. – С профсоюзным советом, думаю, проблем не будет?

– Они не посмеют отказать, если им дать понять, что он ваш назначенец. К тому же Райт и сам член совета.

– Поговори с ним и приставь к нему охрану. Пусть пока нигде не шляется, а сидит дома с женой. А то и его прихлопнут, как клопа.

– Всё сделаю.

Дон Томмазини пробарабанил пальцами по деревянному подлокотнику, нахмурился и спросил:

– У тебя есть соображения, кто его пришил?

– Скорее всего, люди Луиджи Моретти.

– Я так и думал. Эти чёртовы выходцы из Катании[8] спят и видят порт своим, – насупив брови, выговорил дон. – Надо их наказать, только вот каким способом? Ведь они не затронули членов нашей «семьи». Начинать войну раньше времени не стоит. Да и стволов у них теперь уже столько же, сколько и у нас.

– В пятом терминале порта на восьмом складе с января месяца на ответственном хранении находится арестованный груз из Шотландии – двести пятьдесят ящиков превосходного «Джонни Уокера». Пароход пришёл с опозданием. Трюмы разгрузили как раз в ночь наступления «прохибишена». Говорят, Луиджи Моретти пытается договориться с властями, чтобы прикарманить груз. В таможенной и складской конторе есть наши люди. Для начала мы помешаем ему провернуть эту махинацию, а потом попробуем забрать виски себе.

– Не тяните с этим.

Консильери кивнул.

– Займусь сегодня же.

– Только этого мало. Надо отправить к Господу на исповедь какого-нибудь подручного Моретти, не входящего в его «семью». Например, контролёра нелегальных забегаловок, в которых продают их отвратную сивуху. По-моему, он американец. Я забыл его имя…

– Френсис О’Нейл. Ирландец по происхождению.

– Тем более. Ненавижу этих Микки. – Дон пожевал губами и добавил: – Неплохо бы понаделать в нём столько же дырок, сколько они наставили в Мэтью Хилле.

– Сделаем, не сомневайтесь. Но есть ещё новость.

– Говори.

– На тот же восьмой склад из Европы поступил груз – одиннадцать с лишним тысяч фунтов чистейшего золота, или пять тонн.

– Кто получатель?

– Пока неясно.

– Интересно. Держи меня в курсе этого груза.

– Хорошо.

Из кухни доносился аромат баранины по-сицилийски – блюда, знакомого каждому жителю итальянского острова с самого детства.

– Хватит о делах. Пора обедать, – вставая, проронил дон Томмазини и вдруг, услышав шум, похожий на пулемётную очередь, замер. Но потом улыбнулся и сказал: – Это ветер. Он опять сорвал жёлуди с моего любимого дуба и рассыпал по крыше. Их надо подобрать и посадить вдоль дороги, ведущей к дому. Будет красиво. Распорядись.

– Хорошо.

Прихрамывая на левую ногу и опираясь на трость с серебряной ручкой, дон Томмазини направился в гостиную. Слегка ныла левая коленка с повреждённым мениском. Врач советовал сделать операцию, но он всё откладывал. Было много неотложных дел.

Налетевший на Лонг-Айленд ветер не успокаивался и срывал с деревьев листву, точно хотел видеть их обнажёнными. А где-то в Атлантике уже бушевала буря, подбрасывая на волнах огромный пароход, как щепку.

Глава 2

Беспроволочный телеграф

«Роттердам» попал в шторм. Огромное для своего времени судно длиной шестьсот шестьдесят семь футов[9] и шириной почти восемьдесят[10] рассекало волны со скоростью семнадцать узлов в час. Столицу Нидерландов и Нью-Йорк разделяли три тысячи сто пятьдесят девять морских миль, которые пароход должен был преодолеть за шесть суток, но ураган вносил свои поправки, и путешествие трёх тысяч ста сорока пассажиров и четырёхсот восьмидесяти членов экипажа через Атлантику затягивалось.

Вояжёры первого класса, имея больше всего удобств, коротали время в зале, отделанной тёмным испанским красным деревом, где звучал орган или пианино. Некоторые предпочитали пальмовый сад со стеклянным куполом и витражами, другие отдавали предпочтение тишине библиотеки с книгами на разных языках, а иные сиживали в курительных комнатах – верхней или нижней, смакуя дорогие сигары и смеясь над собственными остротами. Все помещения были покрыты резиновым ковром зелёного цвета. И звук шагов скрадывался настолько, что казалось, пассажиры шествуют по воздуху. Были и те, кто рисковал выйти на прогулочную палубу, но лишь в ту её часть, где имелись стеклянные крышки, спасавшие от морских брызг. После того как пошёл дождь, выход на палубу запретили. На деревянном полу можно было легко поскользнуться и получить травму.

Второй класс, конечно же, обитал в более скромных условиях. На верхних палубах располагались салон для дам и кают-компания, отделанная дубом. Да и стол не отличался тем разнообразием, какое присутствовало в первом классе. Что касается запретов, то в каютах второго класса наряду с планом судна и расписанием времени посещения столовой имелись и вполне разумные советы, написанные с изрядной долей юмора, чего не следует делать во время плавания. Так, не рекомендовалось «вызывать каютную прислугу более пятидесяти раз за ночь» или «ухаживать за девицами, отправившимися в путешествие с целью выйти замуж». Говорилось также, что «не стоит развлекать нервных женщин рассказами о корабельных крушениях», как и «не нужно кичиться своим высоким общественным положением, особенно если ты путешествуешь во втором классе». Неизвестный автор также просил «не рассчитывать получить во втором классе такие же удобства, как и в первом, требуя этого от прислуги», и предостерегал от неразумного «чревоугодия, вызванного желанием съесть все продовольственные припасы, поскольку за билет с едой уже уплачено».

Пятистам восьмидесяти пассажирам третьего класса, имевшим каюты на четырёх человек, приходилось довольствоваться лишь прогулочной площадкой в три тысячи двести двадцать девять квадратных футов[11]. Да и питание в столовой было посменным. И если первый класс