Георгий Савицкий - Небесный спецназ Сталина. Из штрафной эскадрильи в «крылатые снайперы» (сборник) Страница 20

А сейчас…

– Нина, принесите мне, пожалуйста, личные дела младших лейтенантов Кислова и Тарасова и старшего лейтенанта Звягинцева.

– Есть. Сейчас принесу.

«Ваш сын пал смертью храбрых в неравном бою с немецко-фашистскими оккупантами»… Сухие, казенные слова ложатся ровными чернильными рядками на стандартный бланк. Мерцает огонек самодельной лампы, сделанной из снарядной гильзы. Поздно уже.

Окончив скорбную бюрократию, Волин достал треугольник письма от жены. Осторожно развернул тетрадный листок, пальцы едва заметно подрагивали.

«Милый Саша, здравствуй! Хочу сказать тебе, что у меня все нормально. Добрались до Нижнего Тагила без приключений. Ты не представляешь, какой большой это город! Здесь делают танки, местные его так и называют – «Танкоград»! Прямо по улицам ходят паровозы и скрываются за высокими заводскими стенами…»

Волин жадно глотал слова, написанные таким знакомым, любимым почерком. Он не знал, но догадывался, что жена просто не хочет его волновать. Но что же там было на самом деле?..

Эшелон с эвакуированными мчался на восток, а над ним ревели моторами грузные «хейнкели-111». По сторонам от железнодорожного полотна вставали страшные, дымно-огненные фонтаны разрывов. Но им пока что везло – ни одна бомба не разорвалась прямо на рельсах. Машинисты у топки, словно черти в аду, кидали лопатами уголь, поддавая пару.

– Быстрей! Быстрей, хлопцы!!! Нам только до станции дотянуть, а там – зенитная батарея! Они прикроют.

Стервятники Геринга настолько обнаглели, что снижались на бреющий и расстреливали вагоны и паровоз из пулеметов. Конечно, над беззащитным поездом можно и погеройствовать – это не на Москву и Ленинград налеты устраивать. Там зенитчики вмиг кресты организуют, не «железные», а из высококачественной русской осины!

Светлана Волина испуганно жалась к таким же, как и она, беженцам, инстинктивно прикрывая руками уже заметно округлившийся живот. Они ехали не в обычной теплушке, а в санитарной. Здесь было получше: не так много людей, как в обычных вагонах, бачок с питьевой водой, матрасы вместо обычных дощатых полов, устланных соломой. Правда, матрасы эти тоже были набиты соломой, но хоть какой-то намек на комфорт. Большинство молодых женщин было «в положении» или с маленькими детьми. К ним была приставлена пожилая опытная санитарка и два молоденьких красноармейца, постоянно краснеющих и смущающихся.

Над головой ревели двигатели «хейнкелей» – кто-то из женщин плакал, кто-то молился, кричали и плакали грудные дети… Беженцы были абсолютно беспомощны перед безжалостными стервятниками люфтваффе.

Однако эвакуационный санитарный эшелон оказался не таким уж и беспомощным. На специальной платформе ПВО были установлены два счетверенных зенитных «максима» и крупнокалиберный 12,7-миллиметровый пулемет ДШК. Пулеметная прислуга была из молодых девчонок – но дело они свое крепко знали. Да и злость на этих проклятых бомбардировщиков кипела в душе!

– Девоньки, наводи! Покажем этим гадам кузькину мать! – стволы пулеметов развернулись навстречу пикирующим стервятникам с крестами на крыльях.

Молодым восемнадцатилетним зенитчицам было очень страшно. Изрыгающий раскаленный свинец двухмоторный бомбардировщик пикирует прямо на тебя и хочет убить именно тебя! Страшно! Очень страшно… Но вот нажаты гашетки – и хлещет свинец навстречу ненавистным «хейнкелям»! Вот один стервятник клюнул носом, свалился на крыло и воткнулся в землю, подняв огненный фонтан взрыва.

– Ура!!! Так тебе, сволота!

Паровоз победно прогудел, выпустив струю белого перегретого пара. Вскоре над эшелоном пронеслась четверка «лаггов» и отогнала немецкие «бомбовозы» от эшелона. «Прославленные асы» люфтваффе не стали связываться с истребителями, поспешили удрать, форсируя моторы. Но одного «Хейнкеля-111» наши «лагги» все же «завалили». Остальных преследовать не стали – приказа не было. С воздушным прикрытием эшелон благополучно дошел до перевалочной железнодорожной станции. А там уже батарея 37-миллиметровых зениток надежно прикрыла беженцев…

«…Саша, в Нижнем Тагиле я устроилась хорошо. Поселили меня к хорошим людям, семья эвакуированных из Харькова – муж, жена и двое ребятишек. Они из Харькова, раньше работали на танковом заводе. Они и здесь строят танки. Я тоже устроилась, не на танковый завод, конечно. Преподаю радиодело в танковом училище. По сравнению с авиационными рациями – танковые проще. Ребята здесь толковые, слушаются. Когда меня в летной форме и с орденами увидели – обомлели просто! Уважают. Так что продовольственный аттестат я получаю усиленный, как будущая мать, даже молоко дают, правда, американское, порошковое. Но здесь люди хорошие, помогают, чем могут…»

Люди и в оккупации не унывали. Да, было тяжело, не хватало продуктов и средств первой необходимости. Но держались все вместе, всем миром переживали тяжелые для страны времена. Конечно, люди всякие бывали – и на фронте, и в тылу. Но тех, кто спекулировал, наживался на чужом горе – просто презирали, таких сторонились.

«Все для фронта – все для победы!» – не лозунг это был, а образ жизни. Работали в основном ведь женщины – мужики, они на фронте. Они варили сталь, обрабатывали детали на металлорежущих станках, водили грузовики. И при этом еще успевали воспитывать детей – и своих, и чужих. Они давали столько ласки и тепла, что хватало всем. Отстояв по десять-двенадцать часов без перерыва у станков, прокатных станов и мартеновских печей, молодухи еще сохраняли силы, чтобы петь в тесно забитом трамвае[18]!

Все ничего – и голод, и холод переживем, дети, главное, чтобы накормлены были. И чтобы не пришел мрачный военком с «похоронкой»… Пусть – раненый, пусть – искалеченный, но только живой.

Мы вас ждем – торопите коней!В добрый час, в добрый час, в добрый час!Пусть попутные ветры не бьют,А ласкают вам спины…А потом возвращайтесь скорей:Ивы плачут по вас,И без ваших улыбокБледнеют и сохнут рябины.

…Мы вас встретим и пеших, и конных,Утомленных, нецелых – любых, —Только б не пустота похоронных,Не предчувствие их![19]

«…Сашенька, милый мой, береги себя – заклинаю тебя! Обо мне не беспокойся – бей фашистскую гадину! У нас с тобой большой счет к этим тварям… Я буду ждать тебя, ты только вернись. И напиши мне, пожалуйста».

Волин поднес к губам листок из ученической тетрадки и нежно поцеловал его. По лицу сурового воздушного бойца, прошедшего и ледяной ад Сталинграда, и огненное небо Кубани, сейчас текли слезы. И майор не стыдился их. За этот фронтовой треугольник. За свою жену и миллионы советских женщин он каждый день шел на смертельный риск «собачьей свалки» с опытными и безжалостными «экспертами» люфтваффе. Ради этого рисковали жизнями и сложили головы его ребята из истребительной эскадрильи. И еще много летчиков, танкистов, артиллеристов, пехотинцев, саперов, красноармейцев и краснофлотцев. Они отдавали жизни за Родину-мать, за свои семьи, за своих сестер, за своих невест и жен. Сражались лучшие люди страны, дочери и сыновья огромного народа. Это не пафос – суровая военная действительность. Только так можно было выстоять и победить.