Такаси Мацуока - Осенний мост Страница 20

— Вы согласны, князь Гэндзи? — спросил князь Саэмон.

Гэндзи не мог признать, что ничего не слышал, поскольку тем самым он нанес бы серьезное оскорбление Саэмону и поставил себя в исключительно неудобное положение. Он сделал вид, будто ему нужно выслушать мнения прочих, чтобы прийти к собственному, и тем самым избежал и оскорбления, и неловкого положения. И, хоть это и было нелегко, он заставил себя до конца заседания не думать более об Эмилии.

Саэмон видел, что Гэндзи думает о чем-то своем, но никак не показал, что он это заметил. Когда заседание завершилось, он поблагодарил Гэндзи за его глубокие замечания, касающиеся текущего кризиса, извинился за то, что не сумел удержать в узде порывистого князя Ёсино, и заверил, что немедленно приступит к исполнению решений совета, как ему было доверено.

Ну а пока что Саэмон хотел посоветоваться сам с собой. В конце концов, кому еще он может доверять настолько безоговорочно, и чье суждение не раз уже оказывалось настолько здравым и глубоким, что могло почти сравняться с предвидением? Он усвоил этот урок от своего отца, покойного князя Каваками, самого коварного и вероломного человека на свете, возглавлявшего тайную полицию сёгуна, перед которой все трепетали.

«Не доверяй никому, кто находится рядом с собой, — сказал как-то князь Каваками, — вне зависимости от того, насколько хорошо, на твой взгляд, ты знаешь этих людей».

Саэмон, который уже тогда был умным мальчиком, спросил: «А если рядом со мной никого нет? Если я сижу один?» Он думал, что отец в ответ пошутит, но ничто не могло поколебать серьезности Каваками Эйти.

Князь Каваками сказал: «Тогда внимательно изучи себя, с тщанием и подозрением, проверь свои мотивы, рассмотри связи, поищи потенциальные пути, по которым может прийти предательство. Если ты найдешь их прежде, чем это сделают твои враги, ты сможешь скрыть их, или, что еще лучше, установить на этих путях ловушки. И тогда ты получишь еще больше преимуществ перед другими, именно благодаря тому, что будешь казаться им слабым».

Саэмон сам был живой ловушкой. Каваками устроил так, чтобы все думали, будто сын ненавидит отца. Поскольку Саэмон был старшим сыном, ему полагалось бы стать наследником Каваками и в будущем принять после него власть над княжеством Хино. Власть над Хино не была чем-то особенно существенным, поскольку это было одно из самых маленьких и малозначительных среди двухсот шестидесяти княжеств Японии, но с титулом князя был сопряжен престиж и почет. Но Саэмон не должен был все это получить, поскольку всем говорилось, что он — сын Каваками не от жены, а от младшей наложницы. Саэмон вырос в сельской местности, в маленьком дворце, — скорее это был просто загородный дом, претендующий на слишком громкий для него титул; его не баловали, как его сводных братьев, растущих в замке, и с ним не носились. Естественно, такой сын должен бы был ненавидеть отца.

Конечно же, Саэмон был не сыном наложницы, а именно тем, чем он якобы не был — старшим сыном Каваками от его жены. С самого младенчества Саэмон стал частью тщательно спланированного обмана. Он рос, прекрасно осознавая, что испытывает по отношению к отцу весьма кровожадные чувства. Благодаря этим вполне обоснованным чувствам Саэмон сумел войти в различные антисёгунские группы. Это был очень умный ход. Возможно, даже блестящий. Вполне в духе его отца. В нем было лишь одно слабое место. Предполагаемая ненависть Саэмона к отцу достигла такого совершенства, какого Каваками не ожидал.

Сын действительно ненавидел отца. И причины для этого тоже были вполне естественны. Из-за хитроумного многоходового плана, составленного с дальним прицелом, в котором Саэмону, не спросив его желания, отвели ведущую роль, ему не довелось расти в замке, который по праву был его наследным достоянием, под опекой высокородной, доброй, любящей матери. Вместо этого его отдали на попечение красивой, но ленивой и неопрятной наложницы, которой не было до Саэмона никакого дела. Чтобы успокоить ревущего ребенка, она занималась с ним плотскими сношениями в самых извращенных формах, и тем самым, как позднее уразумел Саэмон, навсегда закрыла для него путь к нормальной плотской жизни. То, что в шестнадцать лет он отравил наложницу китайским ядом медленного действия, причиняющим сильные мучения, вряд ли можно было счесть достаточным возмещением; хотя иногда, время от времени Саэмон до сих пор с удовольствием вспоминал, как наложница умирала целый месяц, месяц прекрасной осенней луны, и за это время постарела на двадцать лет. По конец в ней не осталось и следа ее прежней красоты, а одно из самых притягательных ее свойств, дурманящий, необыкновенно чувственный запах, превратился в столь нестерпимое зловоние, что рядом с ней находились лишь служанки самого низкого ранга, да и то нечасто.

Благодаря отцу и приемной матери Саэмон постиг, что, по большому счету, кроме себя самого он никому не нужен. Теперь же, когда кризис громоздился на кризис, для людей проницательных возникала масса возможностей позаботиться о себе.

А кто проницательнее человека, чье видение не затуманено лживыми идеями верности, чести, любви, уважения, искренности, традиций или семьи?

Князь Саэмон был уверен, что никто лучше него не готов к тому, чтобы сделаться идеальным человеком будущего.

Время действовать еще не наступило, но оно приближалось, и вскоре должно было настать. Гэндзи избавил его от лишних хлопот, прикончив его отца. В конечном итоге он убьет Гэндзи, как и планировал его отец, но вовсе не из враждебных чувств. Гэндзи был одним из князей, способный стать на пути к его возвышению, когда режим сёгунов Токугава наконец рухнет. Это был вопрос целесообразности, и не более того.

Предвидя будущее, — реальное будущее, а не то, которое воображали себе одураченные слабаки, — Саэмон начал собирать разнообразные слухи, ходившие о князе Гэндзи с самого его рождения. Большая их часть явно проходила по разряду сказочек и крестьянских суеверий. Всюду, где человеку грозит несчастье — будь то голод, война, мор, землетрясение или цунами, — отчаянье толкает его искать прибежища во вмешательстве волшебства. У простолюдинов же больше ничего не остается. Но два доклада привлекли более пристальное внимание Саэмона.

Один из них сообщал о загадочной резне, шесть лет назад учиненной князем Гэндзи в отрезанной от мира деревушке в княжестве Хино. Зачем аристократу столь высокого ранга и амбиций потребовалось марать руки о столь незначительное дело? Этого никто не знал.

Второй рапорт касался отъезда любовницы князя Гэндзи, Майонака-но Хэйко, прославленной гейши своего времени, также имевшего место шесть лет назад. Некоторые поговаривали, будто она убежала с американцем, Мэттью Старком, еще тогда сблизившимся с Гэндзи и поныне сохранявшим с ним тесные отношения. Но Саэмон знал, что вместе с этими двумя в Америку уехала значительная часть золота Гэндзи. Это было бы невозможно без его одобрения. На самом деле, без его одобрения сами жизни этих двоих не могли бы длиться.