Мика Валтари - Раб великого султана Страница 21

Его слова потрясли меня – и я подумал, что до сих пор ни разу в жизни никто не имел причин доверять мне, хотя намерения мои всегда были самыми благородными.

– Я всего лишь раб, – отозвался я, – но если Абу эль-Касим считает меня человеком, достойным доверия, то я постараюсь преданно служить ему. Ответьте мне еще только на один вопрос. Может ли раб сам иметь раба?

Вопрос мой очень удивил их, но Синан мне тут же ответил:

– Разумеется, раб может иметь рабов, если занимает высокое положение. Но и рабы раба являются собственностью его господина.

Ответ этот чрезвычайно меня обрадовал, и я сказал:

– На все воля Божья, и если суждено мне погибнуть, храня верность господину моему, значит, это предначертано свыше – и ничего тут не поделаешь. Не слишком меня заботит и награда, которую получу я за свои труды, но надежда скрашивает и облегчает жизнь. Так прояви же благородство, Синан, господин мой, прояви же щедрость и великодушие – обещай отдать, мне рабыню твою Джулию, если сумею я исполнить твое поручение, в чем, впрочем, сильно сомневаюсь.

Синан погладил тонкими пальцами бороду и проговорил:

– Пленник, да кто ты такой, что осмеливаешься ставить мне условия?

– Я вовсе не ставлю тебе никаких условий, – удивленно возразил я. – И посулы твои не прибавят ни капли к верности моей и усердию. И я даже не убежден, что это пойдет мне на пользу; хорошенько подумав, я, скорее, опасаюсь, что это, наоборот, принесет мне только вред. Но, несмотря ни на что, я покорнейше прошу тебя подарить мне Джулию. Обещай мне это!

Синан погрустнел, перевернул пустой кувшин вверх дном и сказал:

– Я готов разрыдаться от собственной щедрости! Ведь девица эта – действительно несравненное сокровище. Она уже даже немножко растолстела с тех пор, как ее стали каждый день кормить кукурузой. И вскоре живот ее будет подобен наимягчайшей подушке, груди – овечке, что вот-вот родит близнецов, а пупок – золотой чаше. И все это обещаю я тебе в великой доброте и щедрости своей. Тебе, Микаэль, дорогой мой невольник! В тот день, когда Хайр-эд-Дин войдет как победитель в распахнутые ворота Алжира, девушка станет твоей, клянусь в том при свидетелях – и пусть утащит меня шайтан, если отступлюсь я от своего слеша!

От переполнявших его чувств он прослезился и крепко обнял меня, а потом и Абу эль-Касим прижал меня к груди. Затем Синан отбросил ногой бесценный ковер, ухватился за железное кольцо, вделанное в одну из мраморных плит пола, и с огромным трудом поднял ее, открыв маленький тайничок. Забыв о собственном достоинстве, Синан распластался на полу, как червяк, и вытащил из тайничка новый кувшин вина.

Что было потом, я помню слабо. Знаю только, что, когда мы проснулись на следующее утро, я лежал, сжимая зубами пятку Абу эль-Касима, а рукой – бороду Синана, и пробуждение это, должен заметить, было не слишком приятным.

Но еврей Синан быстро высвободил бороду из моих пальцев и отвел нас в баню, держась руками за голову и взывая к Аллаху. В бане я постепенно пришел в себя, а после массажа почувствовал себя настолько довольным жизнью, что почти поверил, будто события вчерашнего дня были всего лишь дурным сном. Но вскоре Синан вернул меня с небес на землю, напомнив, что пора собираться в путь.

В сумерках Абу эль-Касим привел нас на маленькое суденышко, которое ожидало его в порту. С нами была и Джулия, скрывшая лицо под вуалью и слишком гордая, чтобы перемолвиться с нами хоть словом. Дождавшись попутного ночного ветра, мы вскоре вышли в море – и Абу эль-Касим покинул Джербу так же тихо и незаметно, как и появился на этом острове.

Я со страхом вглядывался в темноту и осторожно ощупывал свою шею. Никогда еще не казалась она мне такой тонкой, и я с тоской думал о тех опасностях, в пучину которых – вопреки всем самым лучшим моим намерениям – вновь бросила меня моя злая судьба.

Книга вторая

ОСВОБОДИТЕЛЬ ПРИДЕТ С МОРЯ

1

Мы взяли курс на Алжир, однако прямо в порт не пошли, ибо Абу эль-Касим предупредил нас, что испанцы из крепости обычно задерживают и досматривают суда. Потому мы и сошли на берег довольно далеко от порта, и вскоре оказалось, что не одни мы пробираемся с товарами в город кружным путем. В тихой бухточке мы наткнулись на множество мелких суденышек, владельцы которых громко возмущались и на чем свет стоит ругали Селима бен-Хафса и испанцев, мешающих честным купцам вести свои дела.

С судов на берег сводили христианских пленников со связанными за спиной руками, выгружали пиратскую добычу – завернутые в циновки тюки, где вместо клейма таможни виднелись бурые пятна крови. При виде этих явных следов насилия мое сердце сжалось от боли.

Абу эль-Касим устроил нас на ночлег в бедной крестьянской лачуге, темнокожий и молчаливый хозяин которой был его доверенным лицом. Утром Абу эль-Касим нанял осла, навьючил его двумя огромными корзинами и велел Джулии сесть верхом. Потом принялся долго и настойчиво уговаривать берберов провезти среди их поклажи и его товары. Берберы наконец согласились и погрузили на ослов, лошадей и верблюдов часть доставленных на нашем корабле тюков и кувшинов. Никогда в жизни не приходилось мне видеть человека более достойного презрения, чем Абу эль-Касим, который, заламывая руки, рвал на себе грязное платье и умолял чернокожих погонщиков пожалеть его, несчастного бедняка, и спасти товары от алчного и хитрого Селима бен-Хафса.

Все это, разумеется, было сплошным притворством, ибо поближе к городу Абу эль-Касим стал поучать меня:

– Дела наши слишком опасны, сын мой Микаэль, чтобы заниматься ими долго. Слишком скрытничать тоже не стоит – мести тогда не избежать. А вот шум и крики, наоборот, не помешают. Лучше сносить оскорбления и ругань, чем лишиться головы. Потому-то я и произвожу столько шума, и многие в Алжире знают меня, а дети бегут за мной, высмеивал и показывая пальцами. Сколько раз меня наказывали за всякие штучки и бездарные попытки обмануть, одурачить сборщиков пошлин султана Селима бен-Хафса. Теперь они снова меня поймают, это точно, и к всеобщей радости конфискуют часть моих товаров. Но так уж заведено и таков порядок вещей, и с этим надо смириться. Зато самые лучшие и дорогие товары, как всегда, попадут в мою лавку – ведь я не дурак и отлично знаю правила игры. Было бы неплохо, если бы твой брат, такой сильный и дородный мужчина, оплевал меня. Кто после этого станет уважать человека, над которым издеваются его собственные рабы?

Шагая рядом с Абу эль-Касимом, я все время смотрел по сторонам, любуясь и восхищаясь красотами окрестностей Алжира. Вокруг города раскинулись роскошные сады с множеством фруктовых деревьев, а на горных склонах виднелись бесчисленные мельницы – явное свидетельство благополучия Алжира. Сбегая по склону прямо к голубому морю, город в кольце мощных крепостных стен и глубокого рва сиял на солнце ослепительной белизной. На самой вершине холма стены образовывали треугольник, в одном из углов которого высилась круглая сторожевая башня, господствовавшая над городом и портом.