Юрий Черняков - На безымянной высоте Страница 21

— Чего смотрите? Крутите бинокль туда-сюда, чтоб зайчик мелькал, чтоб он заметил блик оптики…

И только Степан сделал парочку манипуляций с биноклем, как незамедлительно последовал далекий выстрел, и мгновение спустя пуля выбила бинокль из его руки. И тут же, почти одновременно, выстрелила Оля, заметив в окуляр, как что-то мелькнуло в кустах.

Степан присвистнул, подняв разбитый бинокль. Переглянулся с другими разведчиками.

— Никодимову Паше он точно так же влепил. А потом и бате, — сказал Прохор. — Вот это стрелок.

— А ты, дочка, выходит, в него попала? — спросил Иван Безухов.

— Кажется, да…

— Слава тебе, — Степан истово перекрестился, — отомстила за всех, упокой их душу.

Немецкий снайпер, тот самый капитан СС Рихард Кремер, награжденный Железным крестом с дубовыми листьями, откатился после ответного выстрела на запасную позицию, в окопчик, спрятанный за густым кустом калины. И замер.

— Фридрих, ты не поверишь, но сейчас в меня стреляла какая-то русская девица, — сказал он негромко и протянул назад, не глядя, термос. — И потом, она мне кое-кого напомнила… Похоже, мою самую первую, юношескую любовь. Которая, увы, оказалась несчастливой.

— Вот как? И что ты собираешься с нею делать?

— Застрелить, что же еще… Но прежде чем это сделать, я хотел бы разглядеть ее получше. До сих пор девицы стреляли в меня только глазками. И почти всегда попадали…

— А если она тебя?

— Это у нее не получится. Все-таки они тупые, эти русские. Тактический прием, который они применяют, устарел как этот мир. Вначале его применил другой их снайпер, помнишь, я его недавно подстрелил, недалеко от этого места. Стрелял он неплохо, помнишь, он посшибал все мои муляжи?

— Еще бы. Мне пришлось заказать новые и ждать, пока их сделают.

— Но они наконец сообразили и перестали на них реагировать… А до этого они всякий раз думали, будто покончили со мной… Русские теперь, вот как сейчас, бликуют оптикой где-то в стороне, а сами при этом целятся в другом месте. А я делаю вид, будто ловлюсь на их удочку, и добросовестно стреляю по их блику… Вот как сейчас…

Он снова выстрелил, и почти тут же последовал ответный выстрел со стороны русских позиций.

— Уже не смешно, — продолжал капитан Кремер. — Уже становится скучно играть в эти игры. Особенно много было шуму, когда я застрелил их большого начальника. Ну ты помнишь. Уж его я видел почти как тебя… Еще говорят, скоро сюда приедут их большие начальники. Вот тогда мы с тобой устроим африканское сафари… И чучела русских генералов будут висеть в моей гостиной, а я буду рассказывать гостям, где когда кого подстрелил… Ладно, передохнём, сделаем паузу. Сходи за кофе с коньяком, что ли. Коньяка только побольше, скажи, на земле становится сыро. Чего молчишь? Фридрих, ты слышишь меня?

Он недоуменно оглянулся. И присвистнул. Его напарник лежал, уткнувшись лицом в жухлую траву, с раной в виске.

Тогда Рихард приник к включенной рации, которая негромко посвистывала и завывала на коротких волнах.

— У меня проблема, у меня проблема… Фридрих мертв, повторяю, Фридрих, мой напарник, мертв.

Отключил рацию и задумчиво уставился на мертвеца, с которым только что разговаривал.

— Прости, Фридрих, но, пожалуй, ты мне очень помог своей гибелью. Да, ты всегда мне помогал, будучи живым, но сейчас своею смертью ты помог мне гораздо больше, подав отличную мысль.

— Не пойму. Похоже, ты попала… — вполголоса проговорил Степан, глядя в уцелевший окуляр разбитого бинокля. — Или нет? Нет, кто-то там лежит, раскинулся… Надо же! У Паши нашего Никодимова ну никак не получалось! Неделю охотился. А тут, считай, со второго выстрела…

— Быть не может. Он вроде твой бинокль повредил, а ты все равно видишь? — усомнился Безухов.

— А чего тут не видеть… На смотри сам. Один окуляр целый. Вон гляди, гляди, кусты зашевелились. Это санитары потащили герра снайпера на кладбище… Ну что, Семеныч, мартышка к старости совсем слаба глазами стала? Совсем ничего не видишь?

Безухов долго смотрел в уцелевший окуляр, покачивая головой, не отвечая на подкалывания Степана. И только цокал языком:

— Ну, дочка, с нас причитается… Теперь вижу. Вроде действительно труп понесли. — Он обернулся к Оле Позднеевой и крепко пожал руку.

Она поморщилась от боли и тут же улыбнулась: стараемся, мол.

— Оль, это уже который на личном счету? — поинтересовался Малахов. И заглянул девушке в лицо, не скрывая при этом своего восхищения.

— Снайпер — седьмой, — сказала она, не тая радостной улыбки. — Но чтобы вот так почти сразу, со второго выстрела, это первый… Я свободна, товарищ старшина? — спросила она у Ивана Безухова.

— Отдыхай, дочка! — сказал Иван, строго глянув на Малахова. — Завтра утром, если все будет хорошо, тебя велено отправить обратно в корпус.

— Оль, я тебя провожу… — привстал было Малахов и осекся, встретив взгляд старшины.

Девушка уходила, устало понурившись, а Иван, Прохор, Степан, Михаил не без сожаления смотрели ей вслед. Малахов же наблюдал за Ольгой в бинокль, пока она не скрылась за поворотом траншеи.

— А зачем ее отпускать? — спросил он. — Пусть у нас остается. Она уедет, а тут еще какой-нибудь снайпер объявится. Похлеще этого. Верно?

Ему никто не ответил, и он перевел взгляд на немецкие позиции.

— Ну и где они, гансы ваши? — спросил он. — Может, разбежались все давно, после Олиного выстрела?

— Это они тебя увидели — и сразу все попрятались, — сказал Прохор.

— А ты им покажись, — хмыкнул Михаил. — Сразу объявятся.

— Ладно, кончай балаболить. Ну что, старшина, когда за «языком» пойдем? — спросил Малахов у Ивана Безухова.

— Как начальство прикажет. — Иван Безухов пожал плечами. — Как только, так сразу. Не задержимся…

— Самсонов, слышь, вчера опять орал: вы кого, мать вашу растак, притащили? — вздохнул Степан. — Ему Иноземцев за нас уже пистон вставил… Мол, ничего от такого «языка» не добьешься… Сегодня нашего немца в штаб дивизии, с глаз долой, отправили.

— Это точно. Не тот «язык» нынче пошел, — согласился Прохор. — Одни пенсионеры или слабонервные. Только «Гитлер капут» и знают. В сорок первом как было, а? Помните? Там любого притащишь — и начальство на него не налюбуется… А счас привередничают. И этот не тот, и тот не этот. За «языком» уже ходим как в лес по грибы. Все смотришь, как бы поганки не попались…

— Да и как в темноте разглядишь? — сочувственно поддакнул Иван. — Придется их днем брать, что ли.

— Ладно, старшой, раз ты взял меня на поруки, ты мне лучше границу покажи, — сказал Малахов Безухову, по-прежнему глядя в бинокль. — Просвети, где хоть она? И кто там сидит.