Николай Панов - Дети Чёрного Дракона Страница 21

Дальняя комната Британского клуба в Калькутте. Приятный розовый полумрак. Пестрые шкуры, покрывающие пол и стены, мягкие диваны, глубокие кресла. Два человека беседуют о важном и секретном.

Полковник Гильберт Гунт мерит упругий пол мягкими шагами прирожденного охотника. Его красивое хищное лицо сосредоточено.

Собеседник Гунта лежит на диване, небрежно перелистывая английский журнал.

Полковник садится в кресло, энергично затягивается. Вопрос разрешен. План действий созрел в его мозгу.

— Вы совершенно правы, князь. Это можно сделать только в России. Мой кантонский агент сообщил, что субмарина с Сингом отошла в два ночи. Он будет в Москве через неделю, а мы… Если не помешают ваши ушибы и царапины, мы можем вылететь дня через три…

Человек на диване опускает журнал на грудь. Худое, пересеченное бинтами лицо Львова смотрит настороженно.

— Они заживут по дороге. Но условия, полковник? Думаю, что нам лучше сговориться сейчас.

— Конечно. Мы охотимся за документом вдвоем. Кроме того: ваша инициатива, мой капитал. Торговаться с правительством будете вы. Цена: два миллиона фунтов. Пополам. Идет?

Львов кивает головой и спускает на пол ноги в моднейших лакированных туфлях…

Кантон. Рассвет этого же дня.

В одном из небольших заливчиков в двадцати минутах езды от города неподвижно ждет готовый к отправлению гидроплан. Из-под кожаного шлема и больших очков его пилота выглядывает мертвенно-желтая кожа китайца. Он равнодушно сидит около машины. Из-за поворота вылетает и останавливается серый шестиместный авто.

Из авто смотрят шесть меланхоличных китайских лиц. Двое выходят наружу и идут к гидроплану. Один говорит:

— Ты готов, Лу? Цянн арестован, вместо него Ша-Бай полетит с тобой. Отправляйтесь. Вы знаете, куда пошла подводная джонка. Аппараты белых дьяволов помогут вам нащупать ее. Мы сегодня же выезжаем на большом корабле. Если не сможете потопить, — узнайте направление и известите нас. Следуйте тому, что уже раньше слушали ваши уши.

Часть V СЛЕПОЙ КИТАЕЦ

1. По горячим следам

«В ночь резни у кантонского порта, — сообщал местный агент калькуттской контрразведки, — неизвестная субмарина приняла на борт одного пассажира и отбыла в северном направлении».

На следующее утро парусники и сторожевые суда Нагасаки видели боевой гидроплан с двумя седоками. Гидроплан низко летел над водой и даже садился на волны. Он не принял сигналов японской миноноски и, поспешно беря высоту, скрылся в строну Китая.

…Вечером того же дня во Владивостоке был поднят человек с пятью ножевыми ранами. Неизвестный оказался корейским купцом, только что ступившим на берег. Со слабыми признаками жизни пострадавший отправлен в больницу.

…Через два дня поезд, идущий из Харбина в Читу, был атакован шайкой замаскированных бандитов. После жаркой перестрелки с поездной прислугой нападающие отступили. Ранен старший кондуктор. Потери нападавших неопределенны, — все раненые унесены с собой. Оставшийся убитый, по всем признакам, уроженец южного Китая.

…При отправлении с читинского аэродрома «Юнкер-са», летящего в Москву, произошел загадочный случай. На одного из пассажиров напал вооруженный китаец, сделавший ряд выстрелов. Преступник задержан. Подвергшийся нападению — по слухам — один из активных деятелей Коминтерна. Ведется срочное расследование дела…

Как это ни странно, но именно на этих случайных заметках мы можем проследить путешествие Синга в СССР.

Газеты увековечили его рядом недоумевающих строк в отделах происшествий. Иностранные секретные бюро — нервным потрескиванием радио и долгими разговорами в казенного вида кабинетах. Китайцы-преследователи — рядом хитроумных планов и ускоренным боем сердец после каждой неудачи. Сам Синг — ровным напряжением нервов, готовых ко всему.

В тесном, сочащемся холодными каплями, нутре подводной лодки он сжимал пальцами ручки сиденья, ежеминутно ждал оглушительного толчка бомбы и холодного объятия смыкающихся волн. В вращающихся зеркалах выставленного над водой перископа мелькала чуткая тень вынюхивающего добычу гидроплана — страшного крылатого насекомого с поджатыми ногами, как будто одетыми в непомерно большие галоши. И даже когда эта тень исчезла, вспугнутая японским судном, не исчез темный и неотвратимый страх неожиданного. В продолговатом темном теле, быстро скользящем под поверхностью океана, команда ругалась хрипло и вполголоса; офицер как-то слишком уверенно нажимал рычаги управления; Синг, нахмуренный и строгий, так же выжидательно сидел в своей сырой, залитой электричеством, каютке.

Так же нахмуренно и строго встретил он известие о полдюжине ножевых ударов, предназначавшихся ему и погрузившихся в чужое тело, и, стоя на вагонной площадке, стрелял метко и не торопясь, видя перед собой дымные вспышки выстрелов из черной чащи леса и оскаленные лица лезших на подножку. И на широком аэродроме, оглушенный грохотом выстрелов, сделанных почти в упор, не говоря ни слова, сел в лакированную, пошедшую вверх кабинку самолета.

С самого начало этих покушений Синг понял, как прав был Сун-Ят-Сен, предостерегая его перед расставанием. Только теперь он начал ясно постигать души своих бывших сообщников. Он видел их достоинство — слепое, почти механическое повиновение раз отданному приказанию, преданность тайнам своего общества. Но видел и другое — неспособность критически отнестись к этим приказаниям.

Он знал: попробуй он уговорить китайцев, объяснить им истинное положение дела — они все же, верные данной клятве, прикончили бы его на месте. А поскольку его поручение не было еще окончено….

Прибыв в Москву, Синг (для простоты мы и теперь будем называть его Сингом) немедленно сдал отчет о возложенном на него поручении.

Он знал, что не сегодня-завтра таинственные нападения начнутся снова. Но теперь положение менялось: он принадлежал сам себе и мог рисковать жизнью. Он решил, несмотря ни на что, переговорить с преследователями и попробовать доказать им их ошибку.

Подозрения оправдались. Уже на второй день, шагая по шершавому асфальту Петровки, он случайно обернулся и увидел желтолицего субъекта в обычном платье москвича. Субъект, как ни в чем не бывало, свернул в Столешников. Синг решительно пошел за ним, — тот ускорил шаг и растворился в разноцветном потоке торопящейся толпы.

С этого момента началось странное взаимное выслеживание. Китайцы, очевидно, выжидали момента, когда смогут безнаказанно прикончить свою жертву. Но они не желали входить с ней в какие бы то ни было сношения.