Джордж Фрейзер - Флэшмен Страница 21

Как-то утром на майдане[21] я занимался с моим риссалдаром, крупным, худым, угловатым парнем из пограничного племени патанов по имени Мухаммед Икбал. Он был прекрасным наездником и превосходно управлялся с пикой, и под его руководством я быстро продвигался в этой науке. Тем утром мы тренировались на деревянных кольях, и мне удалось подколоть их столько, что мой учитель, ухмыляясь, заметил, что ему уже в пору самому брать у меня уроки.

Мы уже уезжали с майдана, почти пустого тем утром, если не считать паланкина, сопровождаемого двумя офицерами (что слегка пробудило мое любопытство), когда Икбал вдруг закричал: «Смотри, хузур,[22] вот мишень получше маленьких колышков!» — и показал на дворняжку, вынюхивающую что-то ярдах в пятидесяти от нас.

Икбал выставил пику и поскакал на собачку, но та увернулась и бросилась наутек. Я издал охотничий крик «Таллиху!» и ринулся за ней. Икбал был по-прежнему впереди, я отставал от него не более чем на пару корпусов, когда парень сделал еще одну попытку подколоть дворнягу, с визгом мчащуюся вперед. Он снова промахнулся и крепко выругался, а собака внезапно вертанулась прямо под копытами его лошади и прыгнула на ногу риссалдара. Я опустил пику и ловко проткнул псину насквозь.

С торжествующим воплем поднял я ее над собой, еще трепыхающуюся и визжащую, и сбросил за спину.

— Шабаш![23] — воскликнул Икбал, а я принялся потешаться над ним, как вдруг раздался чей-то голос.

— Эй, вы! Да, вы, сэр! Можно вас на минутку? Подойдите, пожалуйста!

Голос доносился из паланкина, к которому нас привела погоня. Занавески были откинуты. Окликнувший меня оказался дородным, сурового вида мужчиной в сюртуке, с сильно загорелым лицом и совершенно лысой головой. Шляпу он снял и непрерывно обмахивался ею, следя за моим приближением.

— Доброе утро, — очень вежливо говорит он. — Могу я поинтересоваться, как вас зовут?

Не требовалось даже присутствия рядом с паланкином двух верховых щеголей, чтобы понять, что это высокопоставленный чиновник. Теряясь в догадках, я представился.

— Мои поздравления, мистер Флэшмен, — продолжает он. — За целый год мне не приходилось видеть лучшею примера обращения с пикой: будь у нас целый полк из таких, как вы, нам нечего было бы бояться сикхов и афганцев, не так ли, Беннет?

— Конечно, сэр, — согласился один из франтоватых адъютантов, глядя на меня. — Мистер Флэшмен? Я, кажется, слышал это имя. Вы не служили до отъезда из Англии в Одиннадцатом гусарском?

— Что вы говорите? — воскликнул его шеф, буравя меня глазами. — Черт возьми, так и есть: взгляните на его вишневые панталоны. — На мне по-прежнему были красные гусарские лосины, которые, если быть честным, я не имел права носить, но уж очень хорошо они на мне сидели. — Так и есть, Беннет. Флэшмен! Проклятье, ну конечно, прошлогодняя история! Это вы потратили выстрел! Будь я проклят! И как же, Бога ради, вы очутились здесь?

Я рассказал, стараясь дать понять, но не утверждая буквально, что мое прибытие в Индию явилось прямым следствием дуэли с Бернье (что в принципе было почти правдой), и мой собеседник присвистнул от удивления. Полагаю, моя персона пробудила в нем интерес, и он подробно расспросил обо всем. Я отвечал довольно правдиво и полюбопытствовал, в свою очередь, с кем имею дело. Оказалось, что это генерал Кроуфорд из штаба генерал-губернатора, человек весьма важный и влиятельный в военных кругах.

— Черт побери, вам не повезло, Флэшмен, — говорит он. — Быть изгнанным из рядов вишневоштанников! Каково, а? Будь я проклят, но у этих полковых выскочек типа Кардигана совсем нет мозгов. Не так ли, Беннет? И вы теперь на службе в Компании? М-да, деньги хорошие, но чертовски унизительно. Растратить жизнь, обучая соваров[24] конному строю! Чертовски грязная работа. Так-так, Флэшмен, позвольте пожелать вам удачи. Всего доброго, сэр.

И удача улыбнулась мне, хотя и по чистой случайности. Я по-прежнему держал в руке пику, на шесть футов возвышающуюся над моей головой, и несколько капель собачьей крови стекли мне на руку. Выругавшись, я повернулся к Икбалу, молча ждавшему позади, и произнес:

— Хабадар, риссалдар! Ларнсе сарф каро, джулди! — что означает: «Сюда, старший сержант. Возьми пику и вычисти ее немедленно». И протянул ему пику. Тот ее принял, и я повернулся, чтобы попрощаться с Кроуфордом. Рука генерала, хотевшая было задернуть занавеску, замерла.

— Однако, Флэшмен, — говорит Кроуфорд. — Как давно вы в Индии? Три недели, говорите? Но вы же знаете их язык, будь я проклят!

— Буквально пару слов, сэр.

— Не заговаривайте мне зубы, сэр: пару слов я уже слышал. Это больше, чем я выучил за тридцать лет. Не так ли, Беннет? Слишком много всяких «хрум-брум» для меня. Но это чертовски удивительно, юноша. И как вам это удалось?

Я рассказывал ему о моих способностях к языкам, а он качал лысой головой и приговаривал, что никогда не слышал ничего подобного.

— Прирожденный лингвист и прирожденный копейщик, черт побери! Редкое сочетание. Слишком хорошо для кавалеристов Компании, которые и на лошади-то сидят, как мешок с мукой. Знаете что, юный Флэшмен, по утрам я не могу думать. Приходите ко мне сегодня вечером, и мы продолжим наш разговор. Слышите? А, Беннет?

И он ушел, но вечером я был у него, облаченный в свои великолепные вишневые лосины. Генерал посмотрел на меня и воскликнул:

— Бог мой, Эмили Иден не должна это пропустить! Она мне никогда не простит!

К моему удивлению, тем самым он хотел сказать, что я должен отправиться с ним во дворец к генерал-губернатору, куда его пригласили на обед. Я, разумеется, пошел с ним, и имел удовольствие попить лимонаду с их превосходительствами на просторной мраморной веранде. Там собралось блестящее общество, настоящий маленький двор, и за три секунды я увидел больше великолепия, чем за три недели в Калькутте. Все было замечательно, вот только Кроуфорд едва не испортил все, рассказывая лорду Окленду про мою дуэль с Бернье, в ходе чего лорд и леди Эмили, его сестра, едва не впали в ступор — они представляли собой весьма ханжескую пару, надо полагать, — но тут я прямиком заявил Кроуфорду, что моим искренним желанием было избежать дуэли, но я был вынужден участвовать в ней. При этих словах Окленд одобрительно кивнул, а когда выяснилось, что мне пришлось учиться в школе Рагби у Арнольда, старый ублюдок сделался чрезвычайно внимателен ко мне. Леди Эмили зашла даже еще дальше (благослови Господь вишневые панталоны) — узнав, что мне только девятнадцать, она горестно покачала головой и забормотала что-то о здоровых молодых побегах на древе империи.