Дэвид Бликст - Короли Вероны Страница 22

Пьетро вдруг вспомнил, где раньше слышал слово «Виченца» — еще во Флоренции, в школе, он сидел рядом с сыном знатного пизанца по имени Винченцио. Возможно, имя означало, что он родом из Виченцы.

Кангранде и Ногарола повернули назад, и Пьетро снова стал прислушиваться.

— …узнав, что я здесь, она, пожалуй, вытворит что-нибудь эдакое.

— Например? — поинтересовался Ногарола.

— Например, наденет мужское платье и шлем и спрячется среди всадников. Лучше я потом объявлюсь, после битвы. А где же наш любимый святой Бонифачо?

— Граф? — Ногарола сплюнул. — Его здесь нет. Помахал своим флагом, и Сан-Пьетро припал к его стопам. Похоже, скоро графу Бонифачо надоест тебе противостоять. Проигрывать никто не любит.

Ногарола смерил юношей подозрительным взглядом — видимо, не ожидал, что у Кангранде могут быть такие сопровождающие. Марьотто он, без сомнения, знал. Кангранде представил Антонио, затем указал на Пьетро:

— Синьор Ногарола, это Пьетро Алагьери.

— Алигьери? Не родственник ли знаменитого Данте?

Прежде чем Пьетро успел открыть рот, Кангранде сказал тоном, не допускавшим возражений:

— Пьетро не нуждается в знаменитых родственниках.

Привели свежих лошадей в боевом снаряжении.

— Вперед. Пора прославиться в веках.

Ногарола расстегнул пряжку под горлом и, сняв алый плащ военачальника, вручил его Кангранде.

В дверном проеме появилась старуха. Она была сильно пьяна. Споткнувшись посреди улицы, старуха едва не упала, но Кангранде метнулся к ней, подхватил под руки и освободил ее от тяжкой ноши — фляги с вином.

— Вы же не против, матушка?

Залпом осушив флягу, Кангранде почти швырнул старуху прямо в объятия ошеломленного солдата. К нему же отправилась пустая фляга. Поклонившись, Ногарола и Скалигер пошли отдавать распоряжения.

Пьетро остался, где стоял, переваривая слова Кангранде. Не многовато ли потрясений для одного дня? Бешеная скачка, боль в груди, плечах, дрожь в коленях да еще странное заявление Скалигера. С рождения Пьетро учили, что главная его задача в жизни — служить верной тенью своему отцу. Все семнадцать лет он стремился стать идеальным сыном. Однако ему никогда не приходило в голову, насколько он преуспел. Пьетро всегда считал себя недостойным отца и самого имени Алагьери.

Шесть слов Кангранде — и тугой узел где-то под ложечкой ослабел. С этого момента начался процесс выхода Пьетро Алагьери из тени знаменитого отца. К несчастью, Пьетро не понимал, что лишь меняет одну тень на другую, — причем новая тень куда темнее и гуще старой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сан-Пьетро

Наблюдая бойню у стен Виченцы, граф Винчигуерра да Сан-Бонифачо не мог отделаться от впечатления, что она добавила красок закатному небу. План падуанцев провалился.

Жители пригорода уничтожены. Это хорошая новость. Но есть и плохая: день потерян, ни численное превосходство, ни вероломство не помогли. Главная часть города окружена. Это заслуга графа. От Понцони никакого толку. Не может, видите ли, смириться с мыслью, что мародерство неизбежно. Ничтожество! В упор не видит, что захват Виченцы явился бы оправданием резни в пригороде. Надежда графа на достижение цели, которую так легко оправдать, таяла с каждым часом.

Казалось, захватить Виченцу проще простого — падуанцев было более чем достаточно, чтобы пойти на штурм внутренней стены и уничтожить охрану. Однако они рассеялись, как стадо баранов. Прославленные воины Падуи сейчас накачивались вином или дрыхли в тенистых садах пригорода, создавая себе дополнительную тень посредством щитов.

Застопорившаяся атака — еще полбеды; настоящая беда состояла в уязвимости армии. Падуанцы не только не выставили постов, но и сняли боевое снаряжение. Даже самые знатные всадники предпочли предаться утехам низших чинов. Лишь несколько воинов оставались при оружии. Граф с отвращением наблюдал невоздержанность падуанцев. Пожалуй, тут не повредили бы специфические методы Асденте, которыми он приводил в чувство солдат, забывших свой долг. По-хорошему эти люди уже не понимали. У Понцино, думал Бонифачо, кишка тонка, чтобы быть полководцем — он слишком заботится о своей чести. Нелепой ошибкой казалось графу пребывание Понцино на посту главнокомандующего. Такой пост человек с совестью занимать не должен.

Винчигуерра да Сан-Бонифачо приблизился к одному из командиров армии Падуи. Джакомо да Каррара, по мнению графа, мог прекратить это безобразие. Каррара беседовал с Альбертино Муссато, историком и поэтом. Что бы ни говорили о враждебности между семействами Каррара и Муссато, сейчас их представители выражали взаимное дружелюбие. Правильный ход со стороны да Каррары. С писателями лучше дружить, а не враждовать.

Каррара был замечательным в своем роде человеком. Еще три года назад против Пса объединились пять знатных семейств. Через год в результате интриг два семейства исчезли как со сцены, так и с лица земли. Да Камино уехал, чтобы вступить в права над городом Тревизо, Нико да Лоццо перешел на сторону врага. Невозмутимый, непроницаемый Каррара, или «Il Grande», остался в гордом одиночестве. Именно он усмирял Падую после переворотов, что произошли год назад. Уже три месяца граф пытался разгадать мысли да Каррары, однако лицо последнего все это время, как, впрочем, и сейчас, выражало полное спокойствие.

Граф не стал утруждать себя поклоном — он просто вмешался в разговор:

— Пора наступать, иначе мы потеряем целый день.

— Ту же мысль сейчас выразил Альбертино, — кивнул Каррара. — Только ему понадобилось больше слов.

Муссато фыркнул.

— Надо сделать так, чтобы Понцино убрался из виду, — продолжал граф, обращаясь к одному Карраре, — и тогда объявить его приказ.

— Он разве что-то приказал? — удивился Муссато.

Каррара усмехнулся.

— Мессэр Винчигуерра имеет в виду, что исчезнувший из виду Понцино не сможет доказать, что он ничего подобного не приказывал.

Муссато вскинул голову.

— Что, если Пес уже здесь?

— Есть сведения от шпионов. Пес сейчас на свадьбе племянника, а его марионетка, Баилардино да Ногарола, уехал в Германию просить помощи. В Виченце остался только брат Баилардино, Антонио да Ногарола.

— А также нечестивая Катерина, сестра Пса, из одного с ним помета, — прошипел Муссато.

Граф оттеснил поэта плечом и встал перед Каррарой.

— Вас, синьор, он послушает.

В разговор вмешался молодой голос:

— А если мы его загоним в шатер, кто тогда даст приказ?