Анхен и Мари. Прима-балерина - Станислава Бер Страница 22

– Вы что же не верите в Царствие Небесное? – удивилась Мари.

Впрочем, о чём она спрашивает. Только посмотрите на его одежду – широкий пояс, расшитый фиолетовыми и лазурными нитями, странный для России головной убор. Разве православный будет так наряжаться?

– Я, знаете ли, индуистского вероисповедания, – сухо заметил доктор.

Лучи дорожек привели их к центру парка. Они обошли квадрат голых деревьев по периметру и двинулись в сторону набережной.

– А дальше что? – не сдержала любопытства барышня.

– Учился в Европе. Работал в Европе. Женился в Европе, прошу заметить, по большой любви. М-да, – сказал Яков Тимофеевич.

Лицо его оживилось улыбкой, как хмурое утро озаряет невесть откуда появившееся солнце. Мари помнила рассказ сестры о трагической гибели госпожи Цинкевич, поэтому спрашивать о ней побоялась. Однако доктор мотнул головой, прогоняя с лица улыбку, и продолжил.

– Я тогда служил участковым врачом Варшавско-Венской железной дороги. После Черкесии служить там было одно удовольствие. Случаи наилегчайшие, я Вам доложу. Судите сами – то барышне дурно станет, то малыша укачает, то роженица не дотерпит до дома, – сказал господин Цинкевич, не замечая прекрасных видов вокруг.

Пара медленно, но добралась до памятника генералиссимусу Александру Васильевичу Суворову в облике бога Марса. Полководец держал щит и занес меч над врагами Российской империи. Мари улыбнулась. Ей всегда нравилась эта аллегория.

– Иной раз приходилось конечности ампутировать. Бывали, знаете ли, случаи. Ха-ха!

Мари поняла, что перестала замечать неуместный смех доктора.

– Это как же? – просто спросила она.

– Пассажирский поезд однажды столкнулся с товарным. Стрелочник, скотина, напился в зюзю и перепутал рычаги. Ха-ха!

– Какой ужас! – воскликнула Мари и побледнела.

– Столько кровищи было – жуть, – продолжал доктор, не замечая бледности учительницы.

"Только бы в обморок не упасть. Стыдно, ей Богу!"

Барышня сделала над собой усилие, сглотнула и пошла дальше.

– Ноги, руки, головы даже валялись под ногами, – сказал Яков Тимофеевич и только и успел, что подхватить сползающую по его руке Мари.

Когда она очнулась, то увидела небо – синь пробивалась сквозь перистые, нависшие над городом облака. Он сидел на земле, положив её голову к себе на колени. Мари было дурно от обморока, но при этом уютно. Лицо доктора, перевёрнутое вверх тормашками, перекосилось от страха.

– Я – старый дурак. Несу что ни попадя. Простите меня, – сказал господин Цинкевич.

Мари привстала, осмотрелась. Всё-таки свалилась. Встала, отряхнула платье, поправила сползающие очки.

– Это Вы меня простите, Яков Тимофеевич. Дурная, знаете ли, привычка – падать в обморок, – сказала она виновато.

– Вам нужно пить успокоительное, – заметил доктор. – Больше двигаться и больше гулять.

– И не есть сладкого? – спросила Мари.

– Шутить изволите? Значит, пришли в себя. Ха-ха! – засмеялся Яков Тимофеевич.

Они свернули на Дворцовую набережную и медленно побрели, всматриваясь в тёмные воды Невы, в очертания Петропавловской крепости, в стрелку Васильевского острова.

– А что же Ваша супруга? – решилась спросить Мари.

Яков Тимофеевич вздохнул, остановился и посмотрел спутнице в лицо.

– Её убили, – сказал он и поджал губы.

Глаза доктора вмиг стали стеклянными.

– Кто, как и за что её убил до сих пор неизвестно, – продолжил господин Цинкевич отрешённо, как будто это всё его не касалось.

Они пошли дальше.

– Нет, нет, Вы не думайте. Я искал убийц, искал, да. Но я ведь не сыщик, – сказал он, вздыхая. – Когда понял, что это бесполезно, оставил службу, оставил Россию и уехал странствовать.

– В Индонезию? – спросила Мари.

– В Сибирь уехал, потом в Китай. Где я только не был, милая барышня. В Индонезии задержался на десять лет, – сказал доктор, поправляя странный пояс.

– Помогло Вам Ваше путешествие? – спросила Мари.

– Помогло. Время, стало быть, лечит. Пять лет назад вернулся. Решил, что если мне не удалось найти убийц, то буду помогать людям, которые умеют сыскивать душегубов и наказывать их по всей строгости.

– Это очень благородно, Яков Тимофеевич! Очень! – сказала Мари с восхищением.

– Так Вы меня простили за все глупости, сказанные мною по недомыслию, милая Мари? – спросил доктор.

– Какие глупости? Я уже позабыла обо всём, – ответила она с плутоватой улыбкой.

* * *

Анхен по заведённому уже обычаю позволила господину Самолётову проводить себя до дома.

– Как я погляжу, Вы, молодой человек, охраняете Анну Николаевну. Каждый день до дома провожаете, – сказала Серафима Савельевна тем же вечером, увидев пару у дома на Гороховой улице.

Домовладелица сложила губы ехидной трубочкой и закивала головой в белом чепце.

– Ну и правильно, я считаю. А то всё одна ходит. Не ровен час, бандиты схватят такую красавицу, – заметила старушка.

– И Вам добрый вечер, Серафима Савельевна, – сказала Анхен, нахмурившись, и схватила делопроизводителя за руку. – Пойдёмте, Иван Филаретович.

Сыщики поднялись по широкой лестнице. В прихожей их как всегда встретила Акулина. Вечно недовольная, на этот раз она улыбалась. Улыбка красит всех. Всех, кроме Акулины. Лицо её пугало: обнажился рот с кривыми зубами, глаза вспыхивали зловещим огоньком.

– Добрый вечер, любезная Акулина, – поздоровался господин Самолётов, сглотнул и отвёл взгляд в сторону.

– И правда, добрый вечер, барин, ежели барышня так рано домой заявилась. Уволили её, я чаю? – спросила Акулина с надеждой в голосе.

– Глупости какие говоришь, нянюшка. Преступницу поймали и улики мы нашли! – сказала Анхен, приобняла служанку и чмокнула её в щёку.

– Вот шилохвостка, – проворчала старая нянька, вытирая лицо. – Обслюнявила всю. Мойся теперь.

Но Анхен уже унеслась в гостиную.

– Мари! Господина Потапова отпустили! Мы нашли улики, Агнешка теперь не уйдёт от наказания, – крикнула она прямо в ухо сестре, читающей книгу.

Однако Мари нисколько не испугалась, а вскочила и обняла Анхен.

– Какие вы – молодцы! – воскликнула Мари.

– Ну, положим, не мы нашли улики, а Ваша сообразительная сестра обнаружила важный для следствия документ. Здравствуйте, Мари! – сказал господин Самолётов, подошёл к учительнице и поцеловал ей руку.

Однако надолго не задержался, а наклонился и взял на руки крольчиху.

– Предательница! – закричала Анхен.

Джоконда прискакала и начала тереться у ног молодого человека, а не у ног хозяйки.

– Она привыкла к Вам, и в Вас признала родственную душу, – ревниво заметила художница.

– Ах, оставьте уже это несносное животное! – воспротивилась Мари. – Что там с уликами? Зачем Агнешка убила подругу, узнали?

Господин Самолётов уселся на диван, Анхен продолжала двигаться по комнате.

– Там такая история! Ни за что не поверишь, – сказала она и вдруг остановилась. – А как вы думаете, что хуже, измена женщине или измена Родине?

– Оба случая мерзкие по своей природе, – ответил,