Великий океан - Иван Фёдорович Кратт Страница 22

кушаньем, перед каждой кистью винограда, присылаемой с императорского стола. На заре дрожали от холода в длинной придворной свите, направляющейся в храм. Аудиенции случались редко и стали бессмысленными. Посольства стоили дорого, страна оставалась закрытой. Все же место для торговли на набережной европейцы купили упорством и пробудившейся жадностью двора. Торговля несказанно выросла. И хотя чужеземцам запрещалось привозить женщин, проникать в глубь страны, приобретать землю и дома, учиться китайскому языку, — достигнутое являлось началом победы.

Кусков был в Кантоне уже второй раз. Несколько лет назад он приходил сюда из Охотска на компанейском судне, привозил черно-бурых лисиц и песцов. Шел слух, что в Кантоне дадут за них хорошую цену. Китайцы не только дали высокую цену, но поставили в сухой док потрепанное бурей суденышко, заново проконопатили его, сменили почти весь такелаж. Две недели прожил Иван Александрович у почтенного господина Тай-Фу, бывавшего даже в Санкт-Петербурге.

В садике за невысоким двухэтажным домом, среди тщательно возделанных цветочных клумб, Тай-Фу угощал русского терпким душистым жуланом — чаем, не поступавшим в продажу: на особых блюдечках слуги приносили сушеных земляных червей, соленую рыбу, сою, нежное мясо из плавников акулы. Чай подавался в тонких прозрачных чашечках с крышками, чтобы не уходил аромат. После странных, непонятных яств Кусков с облегчением пил крепкий напиток. В огрубелых руках промышленного чашка казалась скорлупой.

Хозяин сам подавал ему чай. Строгий и важный, в черной кофте с металлическими пуговицами поверх длинной туники, в темной шелковой шапочке, из-под которой висела тонкая коса, в тяжелых тибетских очках, Тай-Фу был похож на ученого. Он сидел под высокой плюмерией, розовые цветы нежно просвечивали на солнце, рябая тень от узких глянцевых листьев падала на желтоватые страницы книги.

Жадный до всего нового, не пропускавший ни одной книги, Кусков с интересом смотрел на жирные иероглифы и жалел, что не знает эти письмена. К китайцу он почувствовал еще большее уважение. Спокойный и сдержанный, Тай-Фу не был похож на крикливых купцов предместья, на хитрых и чванливых российских негоциантов. Через переводчика хозяин подробно расспрашивал о России, о делах компании, о Баранове, про которого было много разговоров в Кантоне, интересовался торговлей мехами.

— Русские — наши соседи по земле, — сказал он однажды, когда в саду зажгли большие бумажные фонари. — Божественный император распростирает свою милость на ваших людей... Когда Тсянг-Жиин — люди Запада — просили позволенья поселиться на китайской земле, Сын Неба открыл им уголок Кантона. В руки двенадцати отдал он торговлю с иноземцами. Мне, ничтожному червю, досталась величайшая радость быть с русскими...

Он послал подарок Баранову — древний воинский шлем с золотыми насечками, Кускову подарил меч. На быстроходной девятивесельной жонге проводил корабль до выхода в море.

На этот раз Кусков уверенно заявил начальнику таможен, прибывшему вымерять суда и определять якорную пошлину, что у него поручитель Тай-Фу. По новым законам капитан европейского судна должен был выбрать себе поручителя, отвечающего за корабль, совершающего все торговые сделки.

«Ермак» и «Нутка» подошли к Вампоа на исходе дня. Рейд был забит кораблями и лодками, за береговыми холмами садилось потухавшее огромное солнце. Белые домики, паруса, узкие просветы открытой воды казались пурпурными, золотились испарения полей. Резче, отчетливей обозначились островерхие крыши пагод, темнели сады. Гомон и крики, плеск весел, стук выгружаемых товаров, звон колоколов, отбивающих склянки, висели над рейдом, будоражили тишину наступающего вечера.

Когда отдали якоря и маленькая «Нутка», похожая без парусов на простую байдару, качнулась рядом с «Ермаком», Кусков снял шапку, торжественно перекрестился. Глубокие, спокойные глаза его потеплели... На двух жалких суднишках пересек он океан, выдержал двенадцатидневную бурю. Лохмотья остались от парусов, и странно, волнующе выделялись над тряпками сбереженные полосатые флаги...

— Отпустить! — сказал даже страшный Пау, помощник Чинг-И, когда пираты окружили судно у первого бара.

Он поправил темные очки, скрывавшие выбитый глаз, и, опираясь на палку, выпятив длинные желтые зубы, долго разглядывал отощавшего Кускова, ободранную команду. Потом приказал доставить на «Ермак» вино, овощи, кур. Налюбовавшись жадностью голодных людей, уехал.

...Несколько минут Кусков неподвижно стоял у борта. Помощник правителя стал сосредоточенным, замкнутым, потухли глаза. Он выполнил только половину порученного... Океан широк — видно, О’Кейль ушел на север.

Потом он спустился в трюм, внимательно осмотрел связки котиковых шкур, тщательно уложенные и оберегаемые всю дорогу. Меха от переезда не пострадали, половина команды всегда стояла у помпы, откачивала воду. Подмокло всего лишь десятка полтора тюков.

Вернувшись в каюту, Кусков позвал приказчика — маленького сухонького старичка — и до темноты проверял с ним памятку заказанных Барановым товаров. Крупные буквы на толстой неровной бумаге, росчерк подписи вызывали воспоминания о далекой крепости... Последние недели, заботы о кораблях, бури заслонили Ситху, но сейчас Кусков особенно ярко почувствовал остроту разлуки. Может быть, корсар вернулся и напал на изнуренный, обессиленный гарнизон...

Помощник правителя вышел на палубу, в наступившей темноте, большой, неуклюжий, сидел у румпеля. Ночной ветер отогнал духоту, река оживилась. Плавучий город расцветился огнями, сотни сампанов и лодок сновали по рейду, веселые крики и смех сменили деловой гомон дня. Каждый лодочник имел свой фонарь, пестрый и яркий, из цветной промасленной бумаги. Светляками — зелеными, красными, фиолетовыми — кружились они по рейду, струйками бежали отражения на невидной воде. С берега доносились звуки флейт и литавр, у подножий храмов полыхали костры. Над шумной разноголосой рекой чужим миром далеко вверху мерцали крупные звезды.

Тай-Фу приехал рано утром. Вежливый и благодушный, он поздравил Кускова с удачным плаванием, удивился рыцарскому поступку Пау, который брал такой высокий выкуп с иноземцев, что обобранным купцам часто нечем было и торговать. Пригласил Ивана Александровича к себе в дом. Но о товаре, о колониях ничего не спрашивал, словно расстался с гостем только вчера.

Они беседовали на палубе «Ермака». Кругом толпились матросы, с любопытством разглядывали важного китайца, сидевшего на принесенном с собой травяном коврике. Над головой Тай-Фу переводчик держал большой зеленый зонт.

Кусков терпеливо слушал приветствия, изредка поглядывая на открытый люк трюма, где лежал товар. Солнце уже поравнялось с верхушками мачт, становилось жарко. Шум на реке превратился в неумолчный гул. Они разговаривали часа два; вернее, говорил только один Тай-Фу. Полузакрыв глаза, он монотонно восхвалял русских, Санкт-Петербург, где был лет пятнадцать назад, Иркутск. Приводил цитаты из толстой рукописной книги, которую привез с собой. Гость явно не спешил смотреть меха.

Помощник правителя, все время сидевший в неудобной позе, ворочался, трогал серьгу, несколько раз украдкой отогнал жирную муху. Наконец не выдержал. Воспользовавшись паузой, он встал и,