Эльвира Барякина - Аргентинец Страница 23

— Нет.

Григорий Платонович пустил дымное колечко:

— Что ж вы не подыскали себе девушку?

— В пять лет собирался жениться на няне, но получил отказ. С тех пор что-то не тянет делать предложения.

Клим заметил, как Нина подняла голову и внимательно посмотрела на него. Солнце просвечивало сквозь поля ее соломенной шляпы, и у Нины по щекам разгуливали крошечные сияющие веснушки. Она отвернулась, и они искрами пронеслись по ее лицу — будто ветер погнал золотую пыль.

Девушки, конечно, были — просто сейчас странно о них вспоминать. И еще невыносимо слышать, как Елена просит Жору заправить ей за ухо выбившуюся прядку — он заправлял и, никого не стесняясь, целовал свою душеньку в висок.

— Это хорошо, что вы не оставляете моих племянников, — сказал Климу Григорий Платонович. — А то народ у нас дикий: черт его знает, что ему в голову взбредет. Ехали бы вы, ребятки, в Нижний от греха подальше.

На Клима накатывала тоска, стоило ему подумать об этом. В городе все пойдет по-другому.

Острое, невыносимое чувство скоротечности… Климу позволено быть с Ниной завтра, послезавтра, может, еще немного. Она отгораживалась от него непробиваемой вежливостью и нестерпимым гостеприимством. Принимала подношения: ежика в шляпе, черные сливы, связку окуней, — но всегда отодвигалась, если Клим оказывался слишком близко: в таком подарке она не нуждалась.

2

— Пойдем пошепчемся, — позвала Елена.

Нина пошла вслед за ней к беседке, увитой пожелтевшими листьями дикого винограда. Елена смахнула со скамьи невысохшие капли дождя, но на облупившейся краске все равно остались разводы.

— Сыро… сесть не на что, ну да ладно… — Она с улыбкой повернулась к Нине. — Ты ведь специально пригласила его остаться?

— Кого?

— Ну не притворяйся, пожалуйста! — Смеющиеся глаза Елены блестели. — Мы с Жорой третий день спорим, чем у вас с Климом дело кончится.

Елена сама была влюблена, и ей везде мерещились романтические намеки. Нина попросила Клима остаться, потому что ей нужен был кто-то, кто будет сопровождать ее в поездках на завод и в деревню: дядя Гриша намекнул, что одной лучше не ходить, а из Жоры какой защитник?

Кроме того, Нине хотелось наказать Матвея Львовича. «Простите, господин Фомин, но если вы будете указывать мне, что делать, все выйдет с точностью до наоборот».

Скандал, конечно, будет дикий, если он узнает, что Клим явился в деревню и вздумал ухаживать за Ниной. Ну и пусть негодует в свое удовольствие! Хотя ей было страшновато: вдруг Фомин подговорит своих друзей в Военно-промышленном комитете, чтобы у нее отобрали подряд?

Но на такую подлость Матвей Львович, наверное, был неспособен. В любом случае, совесть Нины была чиста, и это мог подтвердить кто угодно. А если он спросит, почему она пригласила Клима погостить, то всегда можно ответить, что это была благодарность за предоставленную отсрочку.

— Что ты молчишь? — не сдавалась Елена. — Клим тебе нравится? Он столько знает! Помнишь, он рассказывал, что у них в Аргентине мясо дешевле хлеба, а из кожи делают все — от ведер до обоев? Потом у него есть деньги…

— У него ветер в голове! — рассердилась Нина. — У него полно дел в городе, а он тут прохлаждается.

— Потому что ты для него важнее!

Нина отвернулась. Виноградные листья трепетали, пахло влажной землей.

— Значит, нет? — грустно спросила Елена.

— С таким человеком нельзя заводить семью.

Елена вздохнула:

— Просто ты все еще любишь Володю…

Да, наверное… Конечно же Нина сравнивала их. Как и предсказывала Любочка, Клим был очень милым. На него было приятно смотреть, он двигался с изяществом умелого танцора и мог обратить в шутку любой пустяк. Теперь Нине смешно было, что когда-то она испугалась его. С Климом было легко, но при этом он совершенно не соответствовал ее представлениям о серьезном мужчине.

Он надеялся на дачный роман и не думал о том, чем эта история обернется для нее. Он мог принять ее за горничную и не извиниться, влюбить в себя и преспокойно уехать — а ты как хочешь, так и живи с разбитым сердцем.

Клим не пытался помочь Нине с делами, а ей — что уж греха таить? — так хотелось передать их в надежные руки! Он знал, что ей трудно, но считал, что это ее выбор: хочешь — занимайся заводом, не хочешь — не занимайся.

— А деньги откуда брать? — насмешливо спросила его Нина.

— Вот тут и надо делать выбор: что вам дороже — время или деньги? Я лично дорожу своим временем и — убей бог! — не стану тратить жизнь на то, что мне не интересно.

Нину изумлял такой подход. Впрочем, все было понятно: Клим не признавал слова «надо», потому что никогда не заботился о других. Для него личное удовольствие всегда стояло на первом месте.

Нина спросила его, почему он отказался от карьеры юриста:

— Скучно копаться в законах? Зато вы были бы уверены, что ваша семья будет жить в достатке.

— А зачем мне семья, которая предпочитает достаток моему счастью?

— Ну… Предполагается, что вы любите свою супругу и ради нее готовы идти на некоторые жертвы.

Но Клим сказал, что брак должен быть отрадой, а не жертвой.

Нину аж досада брала: такая привлекательная оболочка, но такое мальчишество внутри! Такое несерьезное отношение к себе, к женщине, к миру вообще…

Матвей Львович и тот был надежнее, а потому привлекательнее, чем Клим со всеми его деньгами, приключениями и обаянием.

3

Клим проснулся рано, но в доме уже никого не было. Он прошелся по пыльным комнатам, выглянул в окно: во дворе стояла лошадь Григория Платоновича, запряженная в тележку. Нина и Елена, одетые по-городскому, привязывали к задку корзины со снедью.

У входной двери Клим столкнулся с Жорой:

— Мы что, уезжаем?

— Матвей Львович прислал телеграмму и велел срочно возвращаться.

Нина вошла в дом, хотела пройти мимо, но Клим — непростительно грубо! — схватил ее за руку:

— Нам надо поговорить.

Она удивленно взглянула на него, но все же пошла за ним в бильярдную с огромным полукруглым окном и столом, покрытым пожелтевшими газетами. Встала спиной к свету: траурное люстриновое платье, гладко причесанные волосы — темный силуэт на фоне облачного утра.

Клим с болезненным содроганием смотрел на нее.

— Нина, поедемте со мной в Буэнос-Айрес…

— Что?

— В России война, революция, дурные воспоминания… Тут вас ничто не держит.

Она нахмурилась:

— Замечательно: сначала я кажусь вам горничной, потом неплохим дополнением к наследству.