Эмма Выгодская - Опасный беглец. Пламя гнева Страница 23

Дженни часами сидела на палубе и смотрела на море, на отсветы солнца на воде.

Март кончался. «Оливия» прошла Канарские острова. Становилось всё теплее, море было нежно-изумрудного цвета, ветер с суши полон ароматов.

«Еще два месяца, — думала Дженни. — Два месяца, и я увижу отца».

Глава четырнадцатая

ШОТЛАНДЕЦ МАКФЕРНЕЙ

Много дней «Оливия» шла в виду африканских берегов.

У Фритауна их снова трепала буря. Огромные волны перекатывались через палубу «Оливии». Все, кто мог, попрятались по каютам. Обедали сидя на саквояжах, тарелки с бараниной держали на коленях. Все злились: качка надоела. К тому же кормить стали прескверно, — запас свежих овощей на «Оливии» кончился.

Один лишь майор Бриггс пребывал в прекрасном самочувствии. В качку он пил столько же, сколько в тихую погоду. Хмелея, Бриггс еще сильнее багровел; лоб и щеки у него наливались кровью, но в ногах майор оставался тверд. Ровным громыхающим шагом он проходил вдоль всей верхней палубы, от носа к корме, и, уверенно подняв пистолет, целился в чаек, улетающих от бури.

— Одна!.. Две… — считал майор сбитую выстрелом птицу. Бах! Бах-бах!.. — Три… Четыре…

Вот так он расстреливал кафров в Южной Африке, когда еще молодым лейтенантом начинал свою службу королеве.

Потом Индия, поход 1848 года. Замиренных индусов Бенгала майор вел на немирных индусов Пятиречья. Брал крепость Мултан, а потом расстреливал и вешал одинаково и мирных и немирных.

После Индии — Крым, Восточная война. С Девяносто третьим шотландским горнострелковым полком Бриггс, в чине капитана, проделал всю Крымскую кампанию. Выдерживал натиск храбрых русских матросов под Балаклавой, был тяжело ранен в ногу под Севастополем и долго потом отлеживался в госпитале, в Дувре, где квартировал его полк.

Весною 1857 года шотландских горных стрелков послали в Шанхай усмирять несговорчивых китайцев, поддержать на дальнем азиатском востоке престиж Британской империи, так сильно подорванный на Черном море во время Крымской войны. Бриггс не захотел ехать в Китай и запросился в Индию. И вот, в марте 1857 года его назначили сопровождать на борту наемного транспорта «Оливия» батальон пехотного полка, направляемый в Бомбей, на постоянную службу.

— Бомбей? Отлично! — хрипел майор, беседуя с длинным унылым пастором Ленгстоном и с капитаном Бедфордом в корабельной столовой за трубкой крепкого зеленого табаку. Качка то утихала, то снова усиливалась, граненые судовые стаканы, подпрыгивая, ездили по столу. — Бомбейская армия — лучшая в Индии. Это не Бенгал, где офицеры с сорок второго года спят с пистолетами под подушкой! Вспомните, кто не хотел стрелять в сикхов под Мултаном и развалил даже бомбейские полки, прибывшие нам на выручку?.. Бенгальцы!.. Кто в бирманский поход отказался ехать морем в Бирму? Опять они, бенгальцы, Тридцать восьмой пехотный!.. И вышли сухие из воды; только тринадцать человек повесили из всего полка… Рота за роту, полк за полк — у них одна круговая порука. Я счастлив, что нас назначают в Бомбей!

Капитан Бедфорд согласно кивал головой. Он тоже был доволен.

Генри Бедфорд сумел дослужиться до чина капитана, ни разу за пятнадцать лет не перешагнув ров, отделяющий город Бомбей от окрестных джунглей. Всё убранство его бомбейского дома, ливреи слуг, блюда, подающиеся к обеду, — ничем не отличалось от убранства любого среднего дворянского дома на родине, в Англии. На рождество к столу подавался пудинг, точно такой же, как в доброй старой Англии — настоящий рождественский пудинг с миндалем и изюмом и жирный гусь с яблоками.

Капитан привык к своей спокойной жизни в Бомбее, к уютному дому, к тому, чтобы слуга-индус на обходах нес над ним зонтик, а двое босых слуг бежали впереди, для защиты от змей. Он любил обеды в офицерском собрании, где повар с изумительным искусством умел сочетать добрый британский бифштекс с пряной индийской приправой, а после обеда подавали такое вино, какое подают только в Бомбейском артиллерийском… Капитан думал: «Эта жизнь будет тянуться бесконечно, безоблачной, радостной, спокойной полосой…» А Индия?.. Индусы?..

Бедфорд глубоко был уверен, что вся Индия существует только для того, чтобы доставлять англичанам изюм и рис для их рождественского пирога.

— Спокойствие, Дженни! — любил повторять капитан Бедфорд. — Скоро приедем на место.

Теплые капли сырости оседали на платье, на снастях, на разогретых медных поручнях палубы; по ночам в море светились летающие рыбы. Большая Медведица пропала в небе, и Дженни долго искала Южный Крест; ей показали несколько ярких крупных звезд прямо по курсу корабля.

На палубе было скользко от сырости; капитан велел разостлать от борта к борту веревочную сеть, чтобы нога не скользила при ходьбе. Легкий, как тень, шотландец Макферней, в своей белой войлочной шляпе с завернутыми назад полями, с мешком и палкой, как путешественник в походе, шагал от борта к борту. Пес Сам плелся вслед за ним на коротких кривых ногах, тыкаясь в палубу уродливой мордой.

Легким размашистым шагом, маленький, сухой и ловкий Макферней мерял «Оливию» много раз от носа к корме и обратно.

Как-то раз Дженни попалась ему навстречу и отступила в сторону, чтобы дать дорогу. «Что у вас там, в вашем дорожном мешке, мистер Макферней?» — хотела спросить Дженни, и не решилась… Она стояла перед ним, тоненькая, робкая, в зеленом платьице, в светлых косах, аккуратно перетянутых шелковой клетчатой лентой. Макферней успел разглядеть ее глаза, застенчивые и любопытные.

— Добрый день, мисс Гаррис! — сказал Макферней и улыбнулся ей приветливо, как улыбался своим друзьям на нижней палубе.

Только поздно ночью, когда поднималась к зениту молодая луна и светящиеся полосы и брызги на море начинали бледнеть в ее белом, непривычно ярком для северян свете, Макферней спускался к себе. И тогда Дженни вновь слышала странные слова, доносившиеся из его каюты:

«Дар-Чунда… — слышала Дженни, — Сакра-Чунда — Дар… Бхатта-Бхаратта»…

Скоро ветер стих. Паруса бессильно повисли. «Оливия» колыхалась на слабой волне, почти не подвигаясь вперед. Настали мертвые дни, штиль.

Неизвестно откуда на палубе появились крысы. Может быть, на крыс оказывала действие теплая погода, духота, безветрие, оскудение продовольственных запасов на судне, — кто знает? Но только каждый день их становилось всё больше. Крысы ползли изо всех щелей и скоро так осмелели, что начали нападать на людей. Каждое утро в кают-компании рассказывали друг другу страшные истории: крыса откусила поваренку ухо, две огромные седые крысы напали на самого помощника капитана и обратили его в бегство; всю ночь крысы резвились в кубрике и объели у боцмана сапоги и кожаную куртку.