Фредерик Марриет - Иафет в поисках отца Страница 23

— А Натте? — сказал я.

— Она будет делить мою участь, как бы горька ни была она; но с вами что станется?

— О себе я не забочусь; свет велик. Без вас я не останусь с цыганами. Но позвольте спросить: что сделаете вы с Флитой? Останется ли она с этим народом, которому не принадлежит, или вы возьмете ее с собой?

Мельхиор, немного подумав, спросил:

— Отчего так интересует вас солдатская дочь?

— Предполагая даже, что она и солдатская дочь, Мельхиор, я к ней так привязан, что мне жалко было бы видеть ее здесь с цыганами; но я уверен, что вы говорите неправду об ее происхождении, потому что она рассказывала мне много подробностей из ее детства, которые доказывают, что она не низкого происхождения.

— Я не ожидал, что у нее такая память, — ответил Мельхиор, стиснув зубы. — Но отчего она ни мне, ни Натте никогда ничего не говорила?

— Это так же понятно, как и то, что она украдена, и, я думаю, ей незачем здесь оставаться.

— Конечно, незачем.

— Итак, когда вы отправитесь, то не будете иметь влияния на ваш табор, а следовательно, нет никакой причины оставаться ей здесь. Предоставьте лучше ее воле избрать себе дорогу, и если она согласится следовать за мною, то ничто не остановит меня исполнить ее желание. Этим поступком, мне кажется, я и вам не сделаю ничего неприятного.

— Почем вы знаете? Да притом, что заставляет вас вмешиваться в судьбу ребенка, совершенно вам чужого?

— Па это я отвечу вам вашим же вопросом: что заставляет вас принимать такое участие в солдатском ребенке?

Мельхиор смешался.

— Признаться вам, Иафет, Флита не солдатская дочь. Она украдена, но из этого не должно заключать, что она была украдена мною или моей женой.

— В этом я никогда не сомневался, и оттого-то я и удивляюсь вашей к ней привязанности. Если она пожелает с вами остаться, то мне и говорить нечего; в противном же случае, я возьму се с собой, невзирая ни на какие возражения.

— Иафет, — ответил Мельхиор, — мы жили друзьями более года и должны расстаться друзьями. Через полчаса я вам отвечу.

Мельхиор подошел к Натте и начал разговаривать с ней, а я пошел к Флите.

— Флита, знаешь ли, что Мельхиор и Натте оставляют цыган?

— В самом деле? — ответила она с удивлением. — Куда же вы с Тимофеем денетесь?

— Мы должны искать счастья в другом месте.

— А я, — продолжала она, смотря на меня пристально голубыми своими глазами, — должна ли я здесь остаться?

— Если ты хочешь быть со мной, Флита, то я готов употребить для того все средства, готов даже рассориться с Мельхиором.

— Хочу ли я, Иафет, ты сам знаешь. Никто на свете не был еще ко мне так ласков, как ты; не оставляй меня, пожалуйста.

— Никогда, Флита, только обещай мне делать то, о чем я попрошу тебя.

— Исполнить твое желание я почту за величайшее удовольствие, а потому заранее на все согласна. В чем дело?

— Я сам еще не знаю ничего, но Мельхиор сказал мне, что он и Натте навсегда расстаются с цыганами.

Флита посмотрела вокруг, чтобы увериться, не было ли кого возле нас, и потом шепотом сказала мне:

— Я понимаю немного язык их, Иафет, но они этого не знают. Я все слышала, что говорил цыган Натте, хотя они были в нескольких шагах от нас… Он спросил: «Где Мельхиор? », а на вопрос ее: «Для чего он ему нужен? », ответил: «Он умер! » Натте закрыла лицо свое; остального я не слыхала, но они говорили еще что-то о лошадях.

«Он умер! » Что это значит? Разве Мельхиор сделал какое-нибудь преступление и принужден теперь бежать? Это предположение казалось мне самым верным, когда я начинал припоминать минувшее происшествие, но все еще сомневался, потому что во всех действиях его я видел только обман, но ничего преступного. Напротив того, он был добр, великодушен во всех своих поступках, и жизнь его была для меня загадкой. Он обыкновенно обманывал всех без совести, переодетый; но в своей палатке он был честен во всем, исключая рассказы про жизнь и родство Флиты. Я перебирал в своей голове все прошлые его действия, но тут Мельхиор опять подошел ко мне и, велев Флите удалиться, сказал мне:

— Иафет, я согласен на ваше требование, только с условием.

— С каким?

— Во-первых, Иафет, так как вы были всегда со мной откровенны, то скажите: намерены ли вы продолжать ремесло, которому я научил вас?

— Если вы желаете знать правду, Мельхиор, то уверяю вас, что я никогда не возьмусь за ваши занятия, разве только в крайней нужде. Мое единственное желание — отыскать своего отца.

— Но если нужда заставит вас, то Флита будет ли в них действующим лицом? Словом сказать: не берете ли вы ее из видов похоти или корыстолюбия, чтобы после, достигнув своей цели, бросить ее на произвол порока и бесчестия?

— Удивляюсь этому вопросу, Мельхиор. В первый раз вы так несправедливы ко мне. Но если я когда-нибудь принужден буду заниматься вашим ремеслом, то поверьте, что Флита в нем никогда не будет участвовать. Лучше желал бы видеть ее в гробу, нежели в пороке и бесчестии. И, чтобы удалить ее от общества, в котором она никогда не должна быть, я беру ее с собой.

— И вы можете дать в этом честное слово?

— Могу. Я люблю ее, как сестру, и надеюсь, отыскивая моего отца, помочь и ей отыскать своего.

— Но я должен с вас взять еще одно обещание: вы меня будете уведомлять каждые шесть месяцев о себе и о состоянии и здоровье Флиты по адресу, который я вам буду присылать.

— Согласен. Но из-за чего вы стали принимать в этой девочке такое сильное участие?

— Очень рад, что вы так думаете, но не старайтесь узнать причин. Не надобно ли вам денег на ее содержание?

— Без нужды я не стану прибегать к вашим деньгам, но мне весьма приятно слышать, что в крайности вы будете ее другом и поможете ее несчастью.

— Не забудьте, что вы можете получить все необходимое для нее по адресу, который я оставлю вам при нашей разлуке. Значит — решено!

Тимофей отсутствовал в продолжение моего разговора с Мельхиором, когда же он возвратился, я сообщил ему обо всех наших условиях.

— Да, Иафет, я не знаю, что и сказатьтебе. Теперешняя наша жизнь мне наскучила, и я не буду сожалеть о перемене ее. Но что мы будем делать?

— Об этом надобно подумать… К счастью, мы накопили довольно денег, станем только поберегать их.

В последний раз мы ужинали вместе, и Мельхиор назначил свой отъезд на следующий день. Натте была очень печальна, но вместе с тем видно было, что она покорилась своей судьбе; напротив того, Флита была очень весела, и лицо ее, обыкновенно грустное, теперь улыбалось. Каждый раз она радовалась, что не будет более плясать на веревке, и веселость ее доставляла мне неизъяснимое удовольствие. Все цыгане разошлись по местам. Мельхиор в своей палатке занимался приготовлением к отъезду, а я, мечтая о своей будущности, не мог уснуть и стал прохаживаться возле своей. Ночь была лунная, звезды ярко сияли на небе, всюду было тихо, и мысли о перемене моего быта невольно теснились в сердце. Раздумавшись, я нечаянно взглянул перед собой и увидел Натте, идущую прямо ко мне.