М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 Страница 23

Взгляд коммерсанта блуждал по книжным полкам.

— Когда где, — произнес он. — Бывало, что бродил до обеда по городу. А чаще всего торчал или в Публичной библиотеке, или на чьем-нибудь чердаке с выпуском «Черной кошки».

Доктор долго молчала.

— В жизни бы не поверила, скажи это о вас кто-нибудь другой, — наконец, сказала она. — Вы — и стеснялись?

— Я тоже не ждал, что вы окажетесь бандиткой.

— Но потом, как я понимаю, вы отыгрались?

— Да и вы тоже не промах. А сколько вы встречались с тем человеком, доктор?

Доктор перестала смеяться.

— Два года, четыре месяца и двадцать семь дней.

— А потом?

— Потом я бросила Академию и уехала.

Прошло некоторое время.

— Что вы молчите? — поинтересовался коммерсант.

— А вы?

— Жду продолжения.

— Вам действительно интересно?

— Доктор Бэнкс, имейте, наконец, совесть! Заинтриговали и изгаляетесь!

— Обещайте, что никому не расскажете. Ни одной душе. Ни единого слова.

— Я выполню другое свое обещание: закопать вас под яблоней.

— Под ивой, мистер Саммерс.

— Ну, под ивой. Расскажете вы, наконец?

— В обмен на молчание. Обещаете?

— Обещаю.

Доктор все еще молчала. Коммерсант смотрел в камин.

— Забавно, — продолжал он. — Вы так кстати упомянули, что бросили учебу. Признавайтесь уже полностью, что ли.

Она ответила не сразу.

— Мне было тяжело.

— Вам?

— Да.

— Бросьте.

— Это вам кажется.

Коммерсант осторожно повернулся в ее сторону.

— Понимаете, он… профессор Шуман, я хочу сказать, все время находил каверзные вопросы, а тети уже почти два года, как не было в живых, и я так… я так…

Колеса стучали, экипаж трясся, запах табака и фиксатуара заглушал все остальные запахи. Раз за разом она цепенела, гладя этот блестящий напомаженный затылок, который видела даже с закрытыми глазами — так хорошо его знала, и притворялась вместо того, чтобы решительно протестовать, и ненавидела себя за эту неловкость, с которой стремглав выскакивала из экипажа, и то, как еще долго ей казалось, что каждый кучер смотрит на нее с пренебрежением.

Но хуже всего было то, что она терпела не только это.

— Вот, значит, что за бульдог, — медленно произнес коммерсант. — Я прав, да?

Она молчала.

— Но… — Саммерс запнулся, — ведь человек, который приснился вам в облике этой французской псины…

— Да, он не был красив в привычном смысле этого слова.

— Ну?

— Это мое частное дело.

Саммерс дымил трубкой.

— Слушайте, — произнес он, — я знаю, что вы невысокого мнения о моей… о моих достоинствах, но клянусь… э…Ну, расскажите! До смерти любопытно, что это был за человек, который… ну… показался вам не таким отвратительным, как все остальные.

Она смотрела в камин.

— Французский бульдог, — пробормотал коммерсант. — Поверить не могу. Зачем? Что вы в нем нашли-то?

Доктор сделала беспомощный жест.

— Он всегда видел суть вещей. Мог разобраться в любой проблеме. Умел доказать свою правоту. Он был удивительно… целеустремленным.

— Измором, значит, — усмехнулся коммерсант.

— У него было доброе сердце. Джеймс всегда помогал тем, кто приходил к нему с просьбой.

— Представляю себе эту помощь, — опять сказал коммерсант. — Под хороший процент, если просил парень, и под… особое обеспечение, если женщина?

Доктор Бэнкс не ответила.

— И он вам нравился? Такой тип вам нравился?

Она сжала пальцы.

— В нем была удивительная жажда жизни. Это было сродни искусству: заставить мир вращаться в нужную сторону. Он обладал талантом расположить к себе, окружить заботой и прийти на помощь. Никого из тех, кто дружил с ним, Джеймс никогда не бросал в беде. Не был снобом, хотя дружбы с ним добивались. У него были большие связи.

— Ну, еще бы. Знаю я этот тип.

— Мистер Саммерс!

— Зачем вы терпели все это?

— Мне казалось тогда, что любовью, что тем, что называют любовью, можно исправить.

Коммерсант предпочел воздержаться от высказываний.

— Я, — глаза доктора расширились, как если бы она смотрела драму в кинематографе, — я стала раздражительной. Начала плакать.

— Вы?

— Закатывать истерики.

— Вот это я представляю. «Ты меня не любишь» и все такое?

Она ощетинилась.

— Сейчас вы скажете: «все женщины одинаковы»?

— А вы ответите то же самое про мужчин, — отмахнулся он. — Ну, дальше?

Доктор Бэнкс встала, выглянула из-за занавески на улицу и осталась стоять, отвернув лицо.

— Вы проговорились потому, — произнес в наступившей тишине коммерсант, — что вам хотелось кому-то об этом сказать. Хоть кому-нибудь. Так говорите. Он вас…

Доктор вернулась на свое место и выпила все, что оставалось в бокале.

— Нет, — сказала она. — Это я. Я сказала ему, что нам нужно расстаться.

Саммерс поднял бровь.

— Обозлился? — поинтересовался он.

— Смеялся.

— Что же вы ему сказали?

— Правду.

Коммерсант налил ей еще.

— Правду, — жестко сказала она. — Я знаю о вас много плохого, мистер Саммерс. Может быть, поэтому мне хочется, чтобы вы знали: вам читает морали женщина, которая…

— Хватит, — оборвал он. — Не унижайтесь до оправданий. Ну? Вы сказали ему…? А почему, кстати? Что случилось?

Рюмка звякнула о ее зубы.

— У Джеймса была… он нравился женщинам. Я сказала ему, что люблю его. Что мне тяжело… выносить все это. Что я ухожу, чтобы иметь возможность с достоинством смотреть в зеркало.

— Господи, — Саммерс провел по лицу ладонью. — Вы бы лучше просто сказали, что… ну, влюбились в другого. Или нет, так не надо. Сказали бы, что хотите за него замуж. Знаете, как это делают: или я, или она — он и сам рад был бы оставить вас в покое. Ну, или пообещал развестись — дальше уж ваше дело, соглашаться или нет.

Доктор ничего не ответила.

— О, черт, — выговорил Саммерс. — Вы же на это и надеялись, да? Я идиот, простите.

Настала тишина. Она длилась, пока коммерсант не спросил:

— Что же вы сделали?

— Я, — вид у доктора был такой, словно она собиралась застрелиться, как только закончит, — я решила все бросить. Я уехала в Вену.

— Ну, и что вы там делали?

Она пожала плечами.

— Жила. Посещала лекции, выставки, изучала разные… интересные вещи в библиотеке, в целом — жила в свое удовольствие.

— Долго?

— Полгода.

— А потом?

— Потом выяснилось, что у меня кончились деньги. Мне было не на что вернуться домой.