Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка Страница 24

Доски раздались, петли заскрипели, и хотя ворота еще и не пали, однако очевидно было, что они не выдержат второго удара.

Тут Даниэль понял, что ему пора сойти, теперь он был убежден, что люди эти не были ни жандармами, ни национальной стражей; но кто ж это мог быть? Шуаны? Действительно, местность находилась недалеко от Бокажа и Вандеи, чтоб предположить, что одна из шаек, опустошающих эти провинции, могла пробраться и в Брейль. Разбойники? И в этом тоже не было ничего невозможного, хотя мошенники, грабившие тогда Боссе, Шартрскую провинцию и Орлеан, никогда еще не заходили в эту часть Перша; но кто бы там ни был, опасность была, тем не менее, громадна для меревильских дам, и Даниэль ломал себе голову, как бы ему спасти их от негодяев, завладевающих фермой.

Но ему не дали, впрочем, долго думать об этом.

Не успел он сойти во двор, как услыхал позади себя шаги, и в то же время сзади его схватили сильные руки. Два человека в одежде национальной стражи, пробравшись через сад, бросились на него и, не прошло и минуты, как он был повален, связан и с повязкой во рту, мешавшей ему кричать, что, впрочем, было бы и бесполезно, так как в этой всеобщей суматохе и шуме потонул бы всякий крик. Минуту спустя большие ворота разлетелись, и Даниэлю пришлось в бессильном отчаянье глядеть, как разбойники, так как это были они, шумно бросились во двор.

Некоторые, проходя мимо Даниэля, грозили ему, а потом под предводительством офицера, сошедшего теперь с лошади, с некоторыми из товарищей всей ватагой направились к дому, где заперлись все жители фермы.

После короткого совещания мошенники решили, что надобно спешить преодолеть и последнее препятствие, а потому двое из людей, опытных в этом деле, схватили из тут же лежащей у амбара сохи лемех; от второго напора дверь полетела, сокрушив всю воздвигнутую из мебели баррикаду; разбойники бросились в дом, оттуда в то же мгновение послышались раздирающие душу вопли.

Тут произошла короткая, но ужасная сцена, которую Даниэль мог только угадывать. Большой свет, виденный им со двора, когда дверь упала, мгновенно погас, слышались только падение и треск мебели, крик, топот, страшные ругательства, заглушавшие стоны женщин.

Пленнику показалось даже, что он узнал голос Марии де Меревиль. Отчаянным усилием он попробовал разорвать связывавшие его веревки, но этим только сильнее затянул их. Сознание своего бессилия вызвало у него, несмотря на завязанный рот, что-то вроде мычания, сильно рассмешившее его сторожей.

Наконец возня в доме прекратилась, и снова послышался голос начальника.

– Ведите сюда и того, – кричал он сторожам Даниэля, ~ положить всех вместе, да скорей…

Бедного молодого человека подняли связанным и, принеся в низенькую залу фермы, так бесцеремонно бросили на пол, что падение на минуту ошеломило его, и только сознание опасности дорогих существ, пересилив физическую боль, спасло его от обморока, и, забыв о своих собственных страданиях, он незаметно поднял голову, чтоб разглядеть, что происходит около него.

Вследствие ли только что тут происходившей схватки или то была, напротив, предосторожность мошенников, боящихся быть узнанными, но все огни, как мы уже сказали, были погашены, так что зала освещалась лишь слабо мерцавшим огоньком в очаге и лунным светом, проходившим сквозь разбитую дверь.

В этой полутьме Даниэлю удалось разглядеть, что все жители Брейля, хозяин с хозяйкой, работники и работницы, связанные, лежали тут же на полу.

Осторожность мошенников доходила до того, что голова каждой жертвы их зверства была обернута в халат, так что сами эти жертвы были неузнаваемы? Без движения, впотьмах несчастные заявляли о своем существовании одними стонами.

Не беспокоясь более о них, разбойники, вооружась железными крючками и щипцами, работали теперь над шкафами госпожи Бернард.

Один из них, заметя, что Ладранж лежал с открытым лицом, схватил кусок полотна и обернул ему голову; но прежде еще, чем он это сделал, молодой человек успел разглядеть лежавшую невдалеке от него стройную и грациозную фигуру, которую он и счел за Марию де Меревиль.

Вскоре опять послышался голос офицера.

– Не стыдно ли вам, – говорил он своим товарищам на каком-то странном наречии, – терять тут время на тряпье бедняка-фермера, когда вас ждет серебро да золото; черт возьми, кто станет подбирать мякину, когда может получить муку.

Но замечание это осталось безо всякого внимания разбойников, продолжавших очищать шкафы госпожи Бернард, что доказывало, как мало уважался ими этот начальник. Через минуту он опять начал, но уже на чистом французском:

– Ну вот, теперь, кажется, все наши барашки присмирели и, вероятно, останутся такими же благоразумными до завтрашнего утра. Если это будет так, то никакого зла мы им не сделаем, но если кто зашевелится, то -берегись! Эй, кто там! Не видал ли кто тут, не было ли нищих на ферме?

– Да, да, – ответил насмешливый голос из толпы, – на сеновале нашли мы двух каких-то бродяг, которых следовало проучить маленько, да один из них раненый, разносчик, не очень опасный, так как и сам еле на ногах держится, а другой мальчишка работник, у которого только язык-то, кажется, проворнее рук… Мы их обоих опять там и заперли с намордниками, да и руки попривязали.

Говоривший таким манером голос как нельзя более напоминал голос того именно работника, о котором шла речь, кроме того, сказанное должно было иметь особенно веселый смысл для слушавших, потому что все расхохотались.

Появление еще нового лица прекратило эту несвоевременную веселость.

– Кой черт! – говорил на дворе энергичный, сильный голос. – Долго ль мне еще вас ждать? Привести сюда фермера, он нам понадобится!

И в доме тотчас же водворилось глубокое молчание, на этот раз все спешили повиноваться заявившейся власти: большая часть разбойников вышла, другие взяли Бернарда и, развязав ему ноги, стали принуждать его идти, а так как бедняга отказывался, его принялись бить.

– Не драться! – крикнул опять невидимый начальник. – Слышали, какой дан приказ? Кто ослушается, будет наказан.

Бернарда утащили. Офицер остался в зале с двумя другими разбойниками и пленниками.

– Ты, Гро-Норманд, и ты, Сан-Пус, останетесь здесь караулить, – говорил он на своем арго товарищам. – Не мучить пленников! И не напиваться тут в погребе у фермера… Наш-то в дурном расположении духа, так вон и хватает палкой вправо и влево, да ведь он и пули не пожалеет, предупреждаю! У вас тут останутся еще два товарища караулить около дома, так вас будет достаточно. Но не обижайте пленников, если будут спокойны, если же, напротив, – продолжал он по-французски и нарочно повышая голос, – взбунтуются, то запереть всех в доме и подложить огня под четыре угла.